– Похоже, Райгар доплел свои интриги, считая себя самым умным. – Глаза Мариэльд блеснули недобрым огнем.

– О да! А ведь тогда Гиффард и Филипп не смогли добиться Гейонеша, чтобы доказать вину Райгара. Но сейчас, пока все старейшины, за исключением нас с вами, в сборе, а Марко и Синистари вернулись, суд все-таки состоится. И к Райгару применят обряд памяти. На нем, я уверен, полетят головы и Леонарда, и хозяина Офурта!

– У Райгара есть наследники?

– Нет, он собирался жить еще долго-предолго, а своим прихвостням доверял мало, – покачал головой Горрон. – Но пострадавшей стороной выступает Филипп. Если бы не это невероятное везение и не глупость Эметты, Леонард уехал бы в Брасо-Дэнто. Да, его собирались изгнать в родной город, но кто знает… Может, он успел бы по научению Райгара отравить графа ксименом, а затем, убив его и подделав бумаги, отослал бы липовое завещание в Йефасу. – И герцог печально улыбнулся, объясняя все скорее Уильяму, нежели графине. Она и так все прекрасно понимала. – Как некогда поступил и Райгар… Для самого Райгара это лишь явная месть.

– Разве никто не заподозрил бы странное, если бы такое произошло? – удивился Уильям.

– Скорее нет, чем да… – Горрон пристально посмотрел на него. – После обряда памяти Филипп просил совет оставить вам, Юлиан, жизнь и позволить взять над вами опеку. Однако когда вас передали в другие руки, у него было очень подавленное, уставшее состояние. Некоторые из нас полагали, что он еще в Йефасе напишет завещание на кого-нибудь из детей.

– Горрон, ты покинул Молчаливый замок только для того, чтобы рассказать это? – с раздражением все поняла графиня.

– Да! – расплылся в безобидно-довольной улыбке герцог. – Я оформил бумагу, которая позволит учесть мой голос на суде, и поспешил вслед за вами.

– Но зачем? – смутился Уильям. Он уже не знал, куда деться от испытующего взгляда голубых глаз герцога.

– Чтобы вы, не успев закостенеть в своей обиде, могли если не простить нашего Филиппа, то хотя бы встать на путь прощения. Да, будем честны, он упертый баран! Слишком долго продолжал гнуть свою линию, нанеся этим обиду. Однако в его защиту скажу, что он тоже, вопреки себе, привязался к вам и полюбил, причем полюбил как ученика, преемника Гиффарда и сына. Но пусть ему уже не быть близким вам, Юлиан, прошу, не принимайте его за далекого врага! Ваши мысли будут повелевать вашей жизнью, понимаете? – порывисто и с чувством произнес Горрон.

– Извините, господин Донталь, но я не желаю более говорить об этом… – Уильям сжал губы.

И правда, размышлял герцог, наблюдая этот взгляд, в котором поселилась так быстро пустившая корни жестокость – спутница горестей и обид, – еще рано говорить об этом. Ему пока не дано спокойно рассудить случившееся. Для этого нужна мудрость, а он только начинает ее искать.