Все дети попадали на спины и принялись с визгом отплевываться, однако самый главный из них, тот, который кинул единственный камень, так и остался лежать, не шевелясь. Вокруг него странно побагровел снег. Первое время никто не понимал, что на их глазах свершилось маготворство, к тому же обзор скрыл снегопад. Все хлопали глазами… А потом поняли, и вокруг поднялся тревожный гул, как в улье. К мальчику кинулась замотанная в тряпье женщина, – скорее всего, его мать, – и, обнаружив сына мертвым, истерично завизжала. Во лбу ее дитяти застрял камень.

Снег сгустился, облепил все вокруг.

– Позовите вождя! Гиппа! – завопили в толпе.

– Где Гипп? – кричали женщины.

– Демон! Это демон с Юга!

Горрон уставился на Пацеля, но тот лишь добродушно улыбнулся и повел плечами. Из одного дома выскочил худощавый старичок с лысой головой, на которую тот спешно надевал пышную меховую шапку. Подбежав к мертвому мальчику, он оглядел пробитую голову, пока над его ухом истошно рыдала мать.

– Он колдун! Демон Граго! – вопила женщина, прижимая к себе своего Генри, под которым уже растеклась лужа крови. – Убил! Он убил моего мальчика!

– Что делается, люди добрые?!

– Покарать! Во имя Ямеса!

Чтобы во всем удостовериться, над Генри склонились несколько поселян с суровыми лицами, но испуганными глазами. Так они и нависали… А потом в глазах старика вспыхнула лютая злоба. Из домов уже выходили с вилами, розгами и луками. Лысый вождь побагровел, резво развернулся и пошел к магу, сжав губы, точно желая выплюнуть из них то ли проклятие, то ли призыв к нападению…

Горрон забеспокоился. В тревоге пребывал и Уильям.

А Пацель стоял и улыбался, пока шаги вождя становились все медленнее и медленнее. Наконец тот приблизился почти вплотную, замер и покачнулся, как пьяный. Постоял. Помолчал, вращая глазищами. Затем вдруг развернулся и обратился к людям охрипшим голосом:

– Сама, Курода, виновата! – перекричал он метель. Снег залетал ему в рот, но он отчего-то не отплевывался. – Лучше нужно было воспитывать своего сына, безмозглая ты баба!

По губам маготворца вновь скользнула улыбка, и он, развернувшись, скрылся в льющемся из постоялого двора свете. Метель залетела за ним следом, хлопнула дверью. Мрак стал плотнее.

– Расходитесь, чего уставились?! – продолжал кричать вождь, пока сам не поплелся обратно домой.

В удивлении Горрон посмотрел вслед Пацелю, а потом на Мариэльд. Но та, лишь безучастно пожав плечами и полностью принимая сторону своего друга, взяла оторопевшего сына под руку и повела к постоялому двору. Перед ней услужливо открыли захлопнувшуюся ранее дверь. Перепуганные поселяне разошлись по своим хибарам. Все в округе притихло. На улице осталась лишь несчастная мать, рыдающая над телом сына, и ее стенания продолжались до самой ночи… Метель рыдала вместе с ней.