– А что с даром? – спросил после обхода Ройс. – Вас принудили передать его военачальнику Глеофа?
– Нет, – граф вел его по лестнице вниз. – Я передаю добровольно, так что по весне появись здесь вновь, чтобы принести клятву и Галлению, как полагается.
– Хм, хм, как скажете… – только и ответил Ройс и кивнул большой головой.
Следующим днем Ройс фон де Артерус, которому неуютны были раскинувшиеся на запад и восток поля, а милее сдавленная долина, его вотчина, покинул замок. Глядя, как он взобрался верхом и выехал за пределы замкового двора, как тяжело опустилась за ним и его сопровождением всего из двух вампиров решетка, Филипп покачал сам себе головой оттого, как сильно Ройс напомнил ему немногословностью Райгара Хейм Вайра и вместе с тем Саббаса фон де Артеруса, но уже нелюдимостью и преданностью. Почему он так долго не соглашался с тем, что потомки одного дара похожи друг на друга не просто так?
А потом Филипп подумал об Уильяме. Как бы Уильям ни противился плану джиннов, но не получится у души, долгое время сплетенной с другой душой и потом разорванной с ней, терпеть пустоту. Его с Дейдре союз был предопределен союзом с Вериателью. Раз кораблям позволили уплыть, Уильям не потерял ясности рассудка. Однако осталась ли при нем его память, задавался вопросом Филипп? Или это уже не Уильям? Размышляя, что произойдет с этим миром через пятьдесят, сто, а может, и двести лет, он пошел к себе в покои для отдыха. То, что грядут перемены, он понимал, но это его уже не касается. Ему хотелось покоя, который среди людей зовется смертью.
* * *
Спустя много лет
В этот жаркий удушливый день у дворца собралась вся знать. Толкаясь, смахивая пот со лба, все тянули шеи и приподнимались, чтобы рассмотреть легендарного южного короля, прибывшего к новому императору Глеофа. А посмотреть было на что. Сухой, как пустыня, скромно одетый, он походил скорее на паломника, нежели на величайшего и богатейшего человека в мире. Его и правда можно было счесть за простого путешественника с его опаляющим взором. На губах старца лежала добрая улыбка, придающая глубоким морщинам мягкость, но его глаза горели огнем – таким, что все придворные, стоило кому-то встретиться с ним взглядом, в почтительном страхе опускали головы. У каждого, кто видел эти глаза, появлялось чувство: они заглядывают в самую душу, видят ее насквозь со всеми пороками.
Старец прошел к распахнутым дворцовым воротам сквозь толпу, но перед ними развернулся и обратился ко всем:
– Почему опускаете глаза, люди и демоны? Вы встречаете меня учтиво, но мое присутствие вас страшит. Чего вы боитесь? Того, о чем все говорят? Поселившихся на острове драконов? Конца Света? – его голос был старым, но теплым и ласковым.