– Так нечестно, – капризно протянула она, оставшись в одной сорочке.

– Флори, прекращай свою игру, – сказал Дарт хмуро. – Мне и без этого сложно сдерживать себя.

Она развернулась в его руках быстро, точно веретено.

– Так не сдерживайся, – прошептала она. – Я твоя свобода, Дарт.

Это было уже слишком даже для его железной выдержки, которой он гордился мгновение назад, а в следующее привлек Флори к себе и поцеловал. Непослушными пальцами она долго, неуклюже пересчитывала пуговицы на его рубашке, пока он сам не освободил от одежды их обоих.

Они опустились на пол, устланный плющом. Листья оказались мягкими и упругими, точно бархатными, и тихим шелестом отзывались на каждое их движение.

Объятия Дарта были такими крепкими, что ключ, висевший у него на шее, вонзился ей в кожу, словно печать, оставляющая оттиск.

– Сними его, – попросила она, и Дарт замер, нависнув над ней в растерянности. Если вещи носить долго, они становятся второй кожей, частью тела и перестают восприниматься отдельно от него. – Ключ.

– Лютены не должны так делать…

– А благовоспитанные девушки не должны делать так. Но вот она я.

Больше он не спорил и, сняв шнурок, аккуратно положил его на верх картотечного шкафа, словно боялся потерять. Но даже после Флори чувствовала фантомное присутствие ключа, как будто напоминание о том, что Дарт по-прежнему лютен и нарушает Протокол. Они оба предавали принципы, которым долго следовали, и Флори, неожиданно для себя, находила это весьма приятным.

На секунду Дарт оторвался от нее, чтобы посмотреть в глаза и спросить:

– Ты уверена?

Она отстранилась, чем привела его в замешательство, граничащее с разочарованием. Флори едва сдержалась, чтобы не улыбнуться, поскольку то, что она собиралась сказать, следовало говорить, сохраняя серьезность.

– Даэртон из Голодного дома, – начала Флори, нежно коснувшись его щеки, – находясь в здравом уме и четко осознавая, что мы нарушаем треклятый Протокол, я хочу сделать именно это. Сейчас. С тобой. Мне нужно подписать какие-то бумаги?

– Где-то завалялся журнал для посещений.

Она засмеялась, и его губы поймали ее смех.

Ее дрожащая рука дотронулась до его плеча, опустилась на грудь, под которой одновременно существовало два учащенных ритма, дыхания и сердца, но тут же была перехвачена и возвращена обратно.

– Прости, – пробормотала Флори, решив, что сделала ему неприятно.