Она примостилась на ржавых ступенях и немного покачалась влево-вправо, проверяя прочность конструкции. Что-то над ухом и впрямь заскрипело, грозясь развалиться в любой момент. Решив не рисковать, она осталась внизу и сняла туфли, полные дождевой воды.

– И что же, ты никогда не бывал наверху? – Флори окинула взглядом ограждения галереи. В полумраке они, белые и торчащие, как кости, напоминали хребет огромного животного.

– Хартрум не место для забав.

– Это цитата из Протокола? – усмехнулась она. – А чулки здесь сушить можно? Или они осквернят священную картину?

В оранжерее послышался хруст стекла, будто кто-то в тяжелых ботинках шагал по осколкам. Безлюдь отзывался на ее слова, хотя Флори и не знала, какая эмоция скрывается за этим. Осмелев, она по-хозяйски повесила чулки на перила, притворяясь, что не замечает, как Дарт наблюдает за ней. Он смотрел на нее пристально, словно хотел прочитать мысли, а затем стал улыбаться так, будто все-таки прочитал.

– Что? – с вызовом спросила она, изогнув брови.

– Непривычно видеть тебя такой.

– Без чулок? – Вытянув оголенные ноги, она пошевелила пальцами ног.

– Забавной.

Флори разочарованно фыркнула. По ее соображениям, она должна была выглядеть соблазнительной, игривой и манящей, а Дарта это, оказывается, просто забавляло. Невольно она поправила мокрые волосы, дабы убедиться, что торчащие уши надежно спрятаны и никак не портят ее вид. Вместе с неуверенностью к ней вернулся колючий озноб, напомнивший, что воздух здесь слишком влажный, чтобы за короткое время высушить одежду. Точно уловив ее мысли, Дарт сказал:

– Под оранжереей проходят трубы с горячей водой. Одежда быстрее высохнет на полу.

– Хочешь, чтобы я разделась прямо тут?

– Это слишком очевидно, да? – Он засмеялся, пытаясь скрыть неловкость, не скрывая самой правды.

Флори избавила себя от необходимости отвечать. Медленно ступая по мягкому ковру из плюща, она подошла к Дарту и остановилась в паре шагов от него.

– Поможешь?

Он перестал нервно смеяться, когда Флори повернулась к нему спиной.

– Если это шутка, то очень жестокая, – хрипло сказал он, воюя со шнуровкой ее корсета.

– Я сама серьезность.

Казалось, он раздевал ее целую вечность. Знай она, к чему все придет, выбрала бы просторное платье без пуговиц, из которого можно выпорхнуть легко и изящно, как птичка. Но Дарту пришлось возиться с настоящей броней ее дорожного наряда: корсетным поясом, блузой с десятком мелких пуговиц, – и он терпеливо расстегнул каждую, – затем юбкой с неудобным замком на крючках, нижней юбкой из хлопка… Под ногами оказалась целая гора одежды, и вся принадлежала ей.