В ответ она прижалась к нему и вдруг ощутила странное умиротворение, какое находишь в теплом доме, когда за окном бушует гроза.

Пробуждение было резким и неприятным. Не понимая, что выбило ее из сна, Флори распахнула глаза. Голова соображала плохо, и понадобилось несколько долгих секунд, чтобы к ней пришло осознание: Дарта рядом нет, но в оранжерее она не одна. Из глубины мрака доносился шелест и тихий скрип – что бы это ни было, звуки издавал не безлюдь, а кто-то другой, мелькающий у самых дверей.

Сердце тревожно заколотилось в горле, дыхание перехватило, и Флори не могла позвать на помощь, а только немо хлопала губами, продолжая наблюдать за тьмой, где таилась угроза. Собравшись с духом, она встала и медленно зашагала к дверям. Плети жимолости, обрамлявшие проем, беспокойно колыхались. Приблизившись еще немного, Флори заметила над соцветиями трепещущий, живой треугольник с белым пятном, в котором отчетливо прорисовывался контур человеческого черепа. Бражник. Очень скоро она увидела и остальных бабочек: они облепили жимолость, словно перезревшие плоды, под чьим весом подрагивали тонкие ветви. Их было так много, что, натыкаясь друг на друга, отвоевывая цветок с нектаром, они издавали неприятный тревожный звук. Но присутствие бражников никак не объясняло, куда исчез Дарт. Если бы что-то случилось, он разбудил бы ее.

Внезапно из коридора донесся грохот, Флори испуганно отскочила от двери, и с десяток бабочек разом взметнулись вверх. Она взвизгнула и прикрыла лицо руками, чувствуя, как мохнатые тельца врезаются в нее, задевают крыльями, кружат где-то рядом. Ей пришлось нырнуть в облако потревоженных насекомых, чтобы выбраться из оранжереи.

Рамы в распахнутом настежь окне продолжали громыхать от сквозняка. Захлопнуться им не давало плечо Дарта, который, привалившись на подоконник, дышал ночным воздухом.

– В чем дело? – выпалила Флори. – Тебе плохо?

Он только кивнул, после чего закашлялся.

– Я принесу воды.

Она бросилась на кухню, а потом, подхватив целый кувшин, обратно. Эхо разлеталось по пустому коридору, отчего непрекращающийся кашель становился все громче и страшнее. Флори не понимала, что происходит, но ни о чем не спрашивала, пока Дарт жадно пил. Его грудь тяжело вздымалась от крупных глотков, вода стекала по шее и заливала рубашку. Он был похож на путника, замученного жаждой и добравшегося до заветного источника. Опустошив кувшин, Дарт обрел голос и выдохнул всего пару слов:

– Фермы… горят.

Сплюнув на пол сгусток пепла, Дарт утерся рукавом, оставив серые разводы на лице и рубашке. Новый спазм сдавил горло, и он, сломленный жутким приступом кашля, упал на колени. С очередным хриплым выдохом изо рта вырвалось облако дыма, а затем и пепел, осевший на губах серой пылью.