– И что это будет?

– Предупреждаю, – ответила она, – тебе захочется отказаться.

В затылке звенело. Вздумай я прислушаться к этому звону, обнаружил бы, что это не знакомая головная боль, не упадок сил, а голос – голос, нашептывающий: «Макс, ты соображаешь, что творишь?»

Я усердно не замечал этого голоса, может быть, потому, что, прислушайся я повнимательнее, поймал бы себя на мысли: «А ведь он дело говорит…»

В вестибюле Башен было людно. Двойная дверь в глубине, под фреской с Арайчем и Розирой, распахнулась, из большого зала собраний в вестибюль вытекла немалая толпа. Но я сразу нашел глазами Нуру. Остальные мельтешили, как пчелы в улье, а Нура застыла среди этого движения, неподвижная, как стекло.

И все же, когда ее остановившийся взгляд встретился с моим, я готов был поклясться, что через весь зал услышал ее вздох.

Право же, обидно: когда мы были любовниками, она ни разу мне так не радовалась!

Она протолкалась сквозь толпу мне навстречу. Тисаана, едва мы оказались в Башнях, отошла и теперь углубилась в беседу с одним из советников. Нура стрельнула в нее глазами и вернулась ко мне:

– Ты здесь. Не ожидала.

– Я сам не ожидал.

Чистая правда.

– Я рада, – тихо сказала она, слабо улыбнувшись. – Что ты с нами. Со мной.

Я не сомневался, что и это правда.

Нура так сжимала себе руки, что побелели костяшки. Она всегда так делала, когда волновалась, хотя в последние годы научилась скрывать все признаки волнения. Сегодня она была безупречна внешне: косы ровно уложены на затылке, белый жакет Ордена Полуночи отглажен и безупречно чист, пуговицы блестят серебром наравне с глазами. Наружность царственной правительницы.

Я знал: она мечтала об этом дне с десяти лет, когда девочкой впервые увидела Башни. Много лет назад, когда нас обоих выдвинули на пост верховного коменданта, она не спала всю ночь, баюкала письмо, как новорожденного младенца.

А сегодня решением Совета единственного оставшегося кандидата – Нуру Кван – официально признают верховным комендантом и, вследствие чудовищно извращенного положения дел, – правительницей всей Ары.

Диву даешься, как жизнь идет все теми же путями и притом выглядит совершенно непредсказуемой.

– И как оно? – спросил я. – Каково получить все, чего желала?

Улыбка ее погасла.