Светлый фон

Маркус прав. В последнее время я не могу взять свои чувства под контроль. Как бы я ни пытался, у меня не получается умерить их силу. Они оказываются сильнее разума. Сильнее меня. Я стараюсь не думать, не вспоминать, не чувствовать… Отвлечься с помощью искусства. Только все попытки кажутся ничтожными. Чем бы я ни занимался: наносил ли мазки красок на полотно или перебирал черно-белые клавиши – я постоянно вспоминал Алисию. Душа болела всякий раз, когда я мысленно возвращался в тот день, где кружил ее в танце, обнимая за тонкую талию. Улыбка девушки ослепительно сияла, а нежные касания медленно и изощренно топили лед моего холодного рассудка. Кротко улыбаясь, я испытывал ноющую боль в груди. Это удивительно, ведь никогда прежде мне не приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Да и вообще, область чувств для меня неизведанная. Не думал, что ледяное сердце способно оттаять. Казалось, внутри я мертв. Ведь любая попытка выдавить из себя хоть каплю чувств всегда выглядела ничтожно.

Все изменилось, когда глаза Алисии словно покрыла пелена тонкого льда. Девушка стала холодна ко мне, но в то же время сделалась еще прекраснее. Ее недоступность лишь разожгла искру, превратившуюся в неудержимое пламя и неукротимое желание, которое с невероятной силой тянуло к ней. Сильнее, чем гравитация. Алисия игнорировала меня, отчего мне еще больше хотелось ее коснуться. Каждая случайная встреча взглядами вызывала разряды электрического тока по телу и сбивала дыхание, заставляя сердце учащенно биться.

Сейчас эти воспоминания терзали душевной пыткой, разъедая изнутри. В последнее время во мне засела мучительная тревога, которую можно выразить одним незамысловатым вопросом: «А что, если я ее никогда больше не увижу?»

Сердцу стало тесно в груди. Воспоминания заставляли его рваться навстречу образу, что мне мил, но недоступен.

«Алисия – причина моей душевной боли, глубокого покаяния и радостной эйфории».

«Алисия – причина моей душевной боли, глубокого покаяния и радостной эйфории».

Отныне прежняя жизнь не приносила мне былого удовольствия и казалась пресной. Искусство ненадолго облегчало состояние, позволяя выплеснуть скопившиеся в груди мучительные чувства. Если этого не делать, внутренняя буря рисковала разрастись в свирепый ураган и уничтожить меня. Я ощущал себя уязвимо. С таким я не сталкивался прежде. И не имел ни малейшего представления, как следует действовать. Порой хотелось совершить красивый поступок для нее, но я отчетливо помнил холодное «уходи» и тот небрежный тон. Помнил, как жизнерадостна она была раньше и какой стала теперь…