Пока мы поднимались на лифте, я осторожно спросила:

– Ты что-нибудь видишь? Их смерть?

– Нет, – брат Златона покачал головой. – Но и душ тоже не чувствую. Не дотянуться. Какой бы силой ни обладала Адалин, о моей она явна знала. И знала, как ее обойти.

– Но откуда?

Вопрос остался без ответа.

В палату к Платону я вошла на негнущихся ногах, с подрагивающими пальцами. Получится ли сейчас? Должно получиться, ведь иначе… что будет в случае этого самого «иначе», воображение даже отказывалось рисовать, к сердцу подступал иррациональный страх, горло сдавливало спазмом, а дальше мне просто настолько физически становилось плохо, что приходилось усилием воли пытаться контролировать дыхание и заставлять себя думать о чем-то хорошем.

Но о чем хорошем можно было думать, когда, потеряв столько лет жизни, мы со Златоном наконец смогли переступить через взаимные обиды, примириться, поверить друг другу и друг в друга, и вот эта самая жизнь опять нас разводит.

Виктор шел за мной, сразу за ним Алексей – контролирующий каждый шаг беса, каждое движение, каждый взгляд. Несмотря на временное перемирие, бесу здесь никто не доверял.

Я остановилась рядом с койкой, на которой лежал Платон. Только средний Адрон нам сейчас может помочь найти Адалин. Только он может знать, где она. Тая уже готовится вылететь в столицу, но сейчас счет может идти на минуты, и ждать ее нет времени.

– Я могу показать, как работал с твоим отцом, ты будешь тратить гораздо меньше энергии и быстрее сможешь найти нужное… – Он вдруг осекся и с шумом втянул носом воздух. Затем еще раз.

– Что такое? Ты что-то чувствуешь?

Виктор выглядел сбитым с толку.

– Да ну, бред какой-то, – прошептал он едва слышно, а затем подскочил к кровати Платона и принялся обнюхивать лежащее на кушетке тело, как собака обнюхивает своего хозяина.

Алексей было дернулся, но я жестом и молящим взглядом попросила не вмешиваться.

Виктор тем временем тряхнул головой, затем крепко-крепко зажмурился и снова шумно принюхался.

– Скажи хоть что-нибудь! – не выдержала я, ощущая себя натянутой струной.

– Запах, который я чувствую, – Виктор говорил тихо, не слишком уверенно. – Он исходит не от тел. От душ. И я скорее усомнюсь в том, что вижу, чем в том, что чую.

– И что ты чуешь? – спросил Дитрих требовательным тоном, не выдержав даже малейшей паузы.

– Точно такой же запах, как и от Адалин. Не просто похожий. Не родственный. А один в один. Понимаете?

– Говори прямо, что это значит? – Дит явно терял терпение.