Она назначила встречу в крайне неожиданном месте. Омилия писала, что возникли проблемы – какие именно, не говорила, но по тону её письма Ульм почувствовал её встревоженность, понял, что она в беде, и теперь не находил себе места.

И она писала о Строме – много, два абзаца мелким, валящимся набок, переполненным чувствами почерком, и Ульм вдруг почувствовал укол ревности. Он слышал, что одно время Эрик Стром был частым гостем в дворцовом парке, Мил и сама упоминала, что они беседовали иногда…

Унельму стало стыдно. Не об этом сейчас ему стоило думать.

Омилия не могла поверить в вину Строма – как и Сорта. И если охотница не могла не быть пристрастной, то Омилия, которая просила его проверить всё и перепроверить…

С момента ареста Строма ему и без того было грустно и тоскливо, а теперь стало ещё тяжелее.

Всё дело в той встрече с Сортой, в строках Омилии, в том, как посмотрел на него Стром, стоявший над изуродованным трупом? Он не пытался убежать или сопротивляться, когда Олке и охранители прибыли на место. В конце концов, он мог просто убить Унельма и покинуть особняк, не дожидаясь их.

Но он этого не сделал.

Передавая Ульму письма для Сорты и Барта, Эрик Стром держался с прохладным дружелюбием, как будто это не он только что поймал его на месте преступления, как будто не он оказался беспощадным убийцей – и как будто был заведомо уверен, что в услуге ему не откажут.

Унельм действительно не смог ему отказать – и принял письма смущённо, как будто был в чём-то виноват перед ястребом Сорты.

– Молодец, парень, – сказал ему Олке, хлопая его по плечу. – Готовься: получишь по первое число за то, что нарушил приказ… И расскажешь мне всё, что делал. В подробностях, без обычного вранья. Но пока… молодец.

Но похвала, которую Ульм так мечтал иногда услышать, его не порадовала. Лицо Строма продолжало стоять у него перед глазами, когда его увели, – а после к нему прибавилось лицо Сорты, поражённое разом и печалью, и гневом.

Олке, несмотря на ворчание, явно гордился его успехом, и не собирался приписывать себе Ульмову победу. Церемония награждения откладывалась до возвращения владетеля в Кьертанию, но Гарту уже выделили немалые наградные – а будет ещё больше. Но и деньги не слишком его радовали – и как раз чтобы обрадоваться, встряхнуться перед встречей с Омилией, Ульм шёл теперь к границе Нижнего города, надеясь разыскать мальчика по прозвищу Сверчок.

Кому-то, кто плохо знал Ульма, могло бы показаться странным, что он как ни в чём не бывало возвращался в место, где едва не погиб… Но он не планировал заходить далеко, да и при свете дня всё казалось уже не таким страшным.