Светлый фон

Казнь Аконита назначили на раннее утро, на огороженной решетками площадке, такой маленькой, что, конечно, не все желающие могли подойти ближе. Максимилиан с констеблями помогли протиснуться через толпу, чтобы занять первый ряд. Кору потряхивало. Слезы пока не лились ручьями по щекам. За последние дни их было пролито столько, что веки постоянно были красноватыми и припухшими, а голову сжимал обруч из боли и отчаяния.

За забором возвели деревянный помост, а на нем возвышалась П-образная виселица. Даже от взгляда на эшафот Кору мутило. В горле вставал ком, а легкие сдавливало так, что нельзя было ни вдохнуть, ни выдохнуть. Несмотря на холод, ладони вспотели. Волосы трепал ветер.

– Может, тебе лучше уйти? – тихо спросил папа, наклоняясь.

Кора упрямо помотала головой, придвигаясь ближе к Гилу. Он не реагировал ни на кого, только смотрел вперед, необычайно бледный.

– Если станет плохо, говори, – шепнул Максимилиан.

Она отрывисто кивнула, давая понять, что услышала его. Язык словно прилип к небу, изо рта никак нельзя было выдавить и слова. Кора не могла уйти. Не могла оставить Гила. Не могла оставить дядюшку Криса. Он не заслуживал того, что с ним собирались сделать. Совсем не заслуживал.

Когда его вывели, исхудавшего, заросшего, с седыми волосами, бьющими по щекам, Кора всхлипнула. Ноги едва держали ее.

Кристофер поднял взгляд, сразу же находя своего бывшего напарника, своего старого друга, свою названую племянницу и своего сына. Гил неровно выдохнул, на глазах его выступили слезы, он было сделал шаг вперед, но его удержали, а дядюшка Крис неодобрительно покачал ему головой.

На эшафот Кристофер взошел сам, что-то бросив своему конвоиру, и тот криво усмехнулся. Неужели пошутил? Кора почувствовала, как слезы, остужаемые ветром, заструились по щекам. Все же она их не сдержала.

Пока зачитывали обвинение и приговор, Кора следила за дядюшкой. Он по очереди останавливал взгляд на каждом из них. Сначала серьезно посмотрел на своего старинного друга, и папа ответил медленным кивком, а Кристофер облегченно улыбнулся. Затем перевел взгляд на Максимилиана, который буркнул что-то неразборчивое, вроде «какой же ты идиот», вызвав ухмылку у дядюшки Криса. Затем Кора поймала его взгляд и снова всхлипнула, усердно стирая рукавом слезы, чтобы видеть его без мутной пелены. Она не знала, как выразить хоть что-то, потому просто постаралась улыбнуться ему, смаргивая все новые слезы.

Дядя тоже улыбнулся, как улыбался ей всегда, мягко и ободряюще, мол, выше нос, Бельчонок. Кора не могла смотреть на него и не могла не смотреть. Внутри нее все разрывалось, боль раздирала на кусочки, отчаяние жгло льдом, но Кора смотрела. Она хотела бы касаться взглядом, обнять его крепко-крепко, но бессилие ее было бесконечным. Она только утирала слезы и смотрела в глаза цвета неба, которое Кристофер больше не увидит.