Глазами Равенны Рен видела Вэнса и Локка– молодых солдат, облаченных в костяные доспехи, – чувствовала ненависть, от которой скручивало живот, желание заставить их страдать за то, как несколько веков назад они поступили с некромантами. Она даже видела Одиль, хотя Равенна отметила только ее безответную влюбленность в Локка.

Королева Трупов солгала ей, связалась с костоломами… А после этого все изменилось. Ее гнев пылал уже не так ярко, но жизненные истины неожиданно столкнулись с новыми знаниями. Это стало тревожным отголоском того, что Рен испытала с Джулианом.

Как и желание. Равенна возжелала Локка Грейвена так, как никогда не хотела Вэнса. Но последнего было проще обвести вокруг пальца, а значит– сосредоточиться на исполнении ее плана.

С Локком Равенна ставила под сомнение все, даже саму себя.

Особую радость Равенна испытала, когда поняла, что беременна. Это чувство захлестнуло Рен подобно приливу. Принесло с собой уверенность, что она была желанным ребенком, стало бальзамом, в котором, как она даже не подозревала, нуждалась ее душа.

Вскоре чувство счастья сменило смятение, из-за чего эмоции и образы стали еще более запутанными– как будто неуверенность Равенны навсегда изменила ее воспоминания.

Рен видела поле битвы, оставшееся после Восстания, сотни мертвых тел. Видела, как Локк Грейвен, сияющий ярче солнца, упал на колени, став жертвой магии колодца. Боль пронзила сердце Равенны– вынудила его с ожесточением ждать того, что должно случиться дальше. Того, что ей предстояло пережить в одиночестве.

Рен ощутила, какой сильной была воля Равенны, ее желание жить. Тогда и теперь, после смерти. Она цеплялась за свое существование, сгорая от желания просто быть. Рен осознала, что именно это и олицетворяла связь призрака: физическое выражение его тяги к жизни.

Бесконечная темнота сменилась светом одинокого призрачного светильника: Равенна с огромным животом вырезала одно из колец-усилителей и болтала с костями Локка.

После этого Рен увидела себя только что родившейся, плачущей на руках Одиль. Это стало еще одним ударом по сердцу Равенны. Сделало его еще более жестоким.

И вот– момент у бассейна. Она прижимала к груди сына, чье сердце билось слабо и нежно, как у птенца. У нее кружилась голова, руки были скользкими.

Оступившись, она упала на землю.

«Защитить малыша, – думала она. – Защитить малыша».

Слабая, охваченная дрожью, она лежала на краю светящегося бассейна, когда сердцебиение Хоука замедлилось. Остановилось.

Равенна была сломлена и повержена. Не могла пошевелиться… кроме разве что единственного пальца. Она потянула за одеяло, в которое был укутан Хоук, развязала его, пока крошечная ножка сына не окунулась в магию.