– Я приложу все силы, коммандер. Повинники видят и слышат больше, чем сообщают. У Илитии было много глаз и ушей. Думаю, я добьюсь от них помощи.
– Не забывай, солдат: нельзя, чтобы узнали, что это я послал тебя и что мы вообще с тобой разговаривали. Если тебя заподозрят…
– Меня казнят, – просто подсказал Сэв. – Мне нечего сказать ценного. Я рискую только своей жизнью, больше ничем.
Коммандер кивнул, признавая справедливость его слов. Сэв не пылал отвагой и не делал вид, будто готов рисковать головой. Плечо пульсировало болью. Дело же было в том, что выживать порой – тяжкий труд, и если уж он это признал, то ему уже ничто не страшно.
– Сэр, – нерешительно произнес Сэв, помолчав немного. – Она… Илития… перед смертью сказала мне кое-что. Нечто… странное.
Последних слов Трикс он не забыл: боль и горе так захватили его, и он не знал, как ему быть дальше, что просто не было времени как следует их обдумать. До сего момента.
– Разве это было не в ее духе? – уточнил коммандер.
Сэв чуть не рассмеялся:
– Нет, не то чтобы… просто те слова прозвучали особенно странно. Илития сказала, что Авалькира Эшфайр жива.
Коммандер пристально посмотрел на него:
– Что ж, этого попросту не может быть. Она погибла в Войну крови, на глазах у свидетелей. Илития жила долго и верно служила нашей королеве. Любовь порой искажает истину и не дает отличить правду от вымысла. Уж если бы Авалькира Эшфайр выжила, то была бы здесь, среди нас.
Звучало разумно, и спокойный уверенный тон коммандера заставлял принять его правду.
Однако стоило Сэву кивнуть, как коммандер отвернулся. Было видно, что эта новость взбудоражила его больше, чем он готов был признать. Он поспешил отринуть ее, и Сэв не мог винить его за то, что он считает давно погибшую королеву мертвой. Должно быть, он знал Авалькиру – или хотя бы встречал ее, – и раз он наездник, то поддержал королеву в войне.
Тогда откуда это чувство, будто он не желает ее возвращения?
Поерзав на стуле, коммандер снова посмотрел на сумку у ног Сэва:
– Что насчет твоего подарка нам?
Сэв наклонился и открыл сумку: внутри лежало одиннадцать гладких серых яиц. Он нахмурился. Разве Кейд не двенадцать яиц сложил в сумку? Было так темно, что, наверное, Сэв обсчитался. Или, еще хуже, выронил одно по дороге… Он покачал головой. Сейчас уже не узнать.
– Яйца – ваши. Все, кроме одного. Пусть хранится здесь, как знак моей доброй воли и преданности.
– Ты не рвешься в наездники, солдат… Как яйцо гарантирует, что ты при первой возможности не переметнешься к врагу?
– Уверен, вы знаете, сколько за него можно выручить на Ночном рынке Теснины. Хватит на безбедную жизнь до конца моих дней. Я за ним вернусь.