– Мертва? Но… но она была…

Она только что была в моих объятиях. Ее губы отвечали на мои поцелуи и просили у меня большего, ее страх таял, сменяясь восторженным трепетом от моих прикосновений. Я видел ее, слышал ее, чувствовал ее, вдыхал ее, пробовал ее на вкус. Ильсевель. Мою невесту, мою избранную невесту.

Но все это было неправдой. Осознание накрывает меня, словно раскат грома. Ильсевель здесь и не было. Девушка, которую я держал в своих руках, пока она скакала передо мной на морлете. Девушка, с которой я плавал в священных водах. С которой принес священные обеты. Ее здесь даже не было.

– Хира! – отдаю я резкую команду. Лорст повинуется, заливая комнату своим сиянием. Фэрейн морщится и опускает голову. Одно мгновение заклинания, что были на ней, словно бы извиваются и корчатся вокруг, пытаясь перестроиться. Теперь, когда я знаю, что они есть, мне очень легко от них отмахнуться, разглядеть за миазмами разбитых чар истину.

– Скажи мне, что случилось, – требую я.

Ее плечи поднимаются до самых ушей. Я что, вижу, как по ее лицу пробежал еще один спазм боли? Не стоит мне говорить с ней столь сурово. Но что же мне сделать? Извиниться? Я пока еще даже не знаю наверняка, не враг ли она мне.

Так что я стою на своем, сохраняя холодное молчание. Она тянет вперед руку, хватается за край кровати и подтягивается вверх. Ее юбки распахиваются, демонстрируя куда больше, чем просто ноги, и я ничего не могу поделать с тем, как мое тело инстинктивно реагирует на это зрелище. Я отвожу глаза, глядя на кристаллический светильник на другой стороне комнаты, а не на нее. Краем глаза я вижу, как она подходит к кровати и тяжело садится, сжимая край матраса.

– Это случилось во время ее Странствия Девы, – ее голос тонок, натянут. – Они все остановились помолиться в храме Эшрин. Никто и не думал, что принц Рувен заберется так далеко на север. В этой части страны его никогда не замечали. – Она умолкает. Я слышу, как она делает три долгих вздоха, а затем: – Выживших не было.

Я нахожу стул возле маленького столика, а затем вытаскиваю его и сажусь. По коже проносится мороз. По голой коже. Я бегло взглядываю на свою рубашку, лежащую на полу там, куда я ее бросил после того, как Ильсевель… как Фэрейн – после того, как эта незнакомка умоляла меня ее снять. Как раз перед тем, как ее жадные руки начали исследовать мое тело.

Ильсевель.

Мертва.

Я не знаю, что чувствовать. Я едва ее знал. Но в Белдроте я танцевал с ней каждый вечер. Я танцевал с ней, принес ей обеты. И только что мне казалось, что я занимался с ней любовью. С мертвой женщиной.