Она резко выпрямляется.

– О чем ты? – Ее голос стал еще более хриплым. Потому что я хоть и убрал гниль, но на ее горле еще остался отпечаток моей руки.

– О том, что ты сбежала из Шестого царства и бросила всех на растерзание.

Я знаю, что так оно и было, но хочу, чтобы Кайла сама во всем призналась. Я хотя бы не скрываю, кому предан. А Кайла прикидывается идеальной ореанской королевой, но все же сбежала из королевства, как только возникла угроза.

Она нервно стреляет глазами по сторонам, но не находит помощи у короля Толда. Он смотрит на нее, не поменявшись в лице. А вот его змея свернулась на столе кольцом и, подняв голову, наблюдает за королевой.

Она переводит взгляд на меня.

– Город подвергся нападению. Я ничего не могла поделать, – говорит она, вздернув подбородок.

– Ничего? – спрашивает Толд. – Ты же наделена волшебной силой.

– Голосами, – резко отвечает Кайла. – Что это перед лицом целого войска? Я королева, а не солдат, и у меня нет такой цепкой магии, как гниль, – добавляет она, испепеляя меня взглядом.

– Ты довольно цепко использовала магию своего голоса, когда прибыла сюда, – напоминаю я.

– Хайбелл не моя ответственность, – выпаливает она.

– Не твоя ответственность? – Услышав резкий, сердитый голос, Кайла переводит внимание на человека, которого наверняка не заметила. Дигби стоит у стены, и его вопрос обрушивается на нее, как самые острые осколки. – Ты хотела править Шестым царством. Ты приняла на себя ответственность, как только взяла правление в свои руки.

Она усмехается.

– Тебя это не касается.

– Вообще-то, – спокойно вмешиваюсь я, – касается. Дигби много лет служил стражником в Хайбелле. Так что он имеет полное право злиться из-за того, что ты бросила город в беде.

Она воздерживается от ответа, который явно хотела выпалить.

– Выходит, все это правда? Ты в самом деле видела фейри? – спрашивает Толд.

Она сдержанно кивает.

– У них были заостренные уши. И магия. Они были… другими. Вы бы тоже это почувствовали. – Ее передергивает. – Это были не ореанцы.

Я вижу, что Толд воспринимает ее ответ так, словно проглотил заостренный кусок металла.