Я прижимаю к груди ноющую руку и поворачиваюсь к нему, чувствуя, как путаются мысли.

Последние ореанцы пытаются добраться до круга. Лудо сражается. Эмони сражается. Вик сражается. К нам бегут еще стражники и окружают со всех сторон.

– Отступаем! – кричит Вик. – К кругу! Быстрее!

Я смотрю на Элору, видя на ее лице ужас. Видя годы насилия и унижения. Все это из-за мужчины, который крепко ее держит.

– Аурен! – кричит сзади Вик. – Нужно уходить!

– Я ее не оставлю! – бросаю я через плечо.

Превозмогая боль, я выталкиваю из себя магию, пропускаю ее по ладоням. На траву падают вязкие сгустки.

Калл насмехается над моими жалкими потугами.

– Почему гниль перешла к тебе?

Я не отвечаю ему, и он крепче сжимает кулак; его магия усиливается.

Сжимает, сжимает, сжимает.

Я трясусь всем телом. От гнева. От решимости. Пытаюсь сосредоточиться на магии даже сквозь изнуряющую боль.

– Пошел ты!

Я направляю вперед свернувшееся золото. Заостряю его. Оно вонзается в руку, которой он стискивает Элору, и ему приходится ее отпустить. Из раны сочится кровь, но он поднимает эту руку и щелкает пальцами.

Меня пронзает невыносимая агония.

Я смотрю вниз, на ребро, которое он мне только что сломал.

Попытка вдохнуть – настоящая пытка.

Ноги подкашиваются, и я грузно оседаю на землю. Наклоняюсь вперед, выставив здоровую руку и едва удержавшись от падения. Рука дрожит, когда я пытаюсь удержаться на ногах и не упасть лицом в землю. Из меня вот-вот польются пот, желчь и слезы. Трава кружится перед глазами. Дышать все труднее.

Но в груди, там, где осталось зернышко гнили…

Кипит.