На нем никакого королевского одеяния – только наряд из черной и коричневой кожи, как у его солдат, разве что без шлема и доспехов. Но от шеи вверх к подбородку и щекам тянутся какие-то татуировки в виде линий.

Нет. Не татуировки.

Когда он подходит ближе, я понимаю, что эти линии под его кожей. Что-то похожее на вены, вот только они темные, как перья ворона. Быстро глянув ниже, убеждаюсь, что эти гладкие тянущиеся линии обвивают и его руки, как свернутые стебли, вонзенные в кожу.

Я смотрю то на него, то на командира.

На корни и на шипы.

Только когда король подходит к своим стражникам, я понимаю, что до сих пор стою. Я падаю на трон, но он несущественен, поскольку этот ублюдок решительно поднимается на помост и останавливается прямо напротив меня.

Мои солдаты замирают, а вот его расслаблены, вовсе не встревожены. Я же киплю от ярости.

Вместо того чтобы смотреть на него сверху вниз, я делаю все в точности наоборот.

На меня давят зеленые глаза и болезненно-серая бледность – каким-то образом Ревингер стал прообразом силы.

– Царь Мидас, я бы сказал, какое удовольствие с вами встретиться, если бы хотел солгать, но, похоже, меня это сегодня не волнует.

Я снова встаю, чтобы не пришлось смотреть вверх, но мой поступок вызывает у этого мерзавца ухмылку.

Его корона сидит на голове слегка криво, словно он надел ее абы как. Она представляет собой кольцо спутанных ветвей с шипами наверху, похожими на зубцы. В ней нет ничего царственного или красивого. Она такая же безвкусная, грубая и кривая, что и его гнилая сила.

Смотря на него, говорю ровно, бесстрастно:

– Вы опоздали.

Он лениво оглядывается.

– Неужели? Какая жалость, что я вас вынудил ждать.

То, как он произносит эти слова, дает понять, что он вовсе так не считает.

– Ну что же, начнем? – спрашивает он, словно у него есть право руководить этой встречей и контролировать ее.

Не дождавшись ответа, Ревингер поворачивается и уверенно спускается с помоста к боковой двери. Все его четыре стражника идут за ним, пока я, остолбенев, смотрю ему вслед.

Передо мной появляется Одо, который тяжело дышит, как будто бежал сюда всю дорогу.