Золото всегда того стоит. Неважно, какой ценой.

Я вхожу в тронный зал в ожидании, что Ревингер и его люди уже меня заждались. Однако единственные, кого я здесь вижу, – это мои стражники и стражи Фулька, которые стоят у стены.

Нахмурившись, я прохожу по гигантскому залу.

Голубые хрустальные люстры отбрасывают на пол потоки света. На задней стене за троном расположены покрытые изморозью окна. Наверное, так было специально задумано при постройке. Свет, льющийся, чтобы осветить благословенного Богами монарха. А может, и для того, чтобы людям приходилось щуриться от великолепия короля.

Пройдя через зал и поднявшись на помост из белого мрамора, я поворачиваюсь и сажусь на трон. Он выкован из олова и железа, а в центре него аметистовый камень – только один, но я уже поговорил с кузнецом, чтобы тот добавил еще пять камней.

Шесть – это высшее число из всех королевств.

Из дальнего конца зала появляется мой главный советник, Одо. За ним следуют еще несколько человек, примерно половина из них – мои люди, другая половина – те, кто служил Фульку.

Некоторые из них – сторонники режима Фулька, поэтому еще не до конца примкнули к моему делу. Под их протекцией сын Фулька, Нивен, и они должны с ним считаться. Они готовят мальчика к тому, чтобы он взял контроль над королевством, когда достигнет совершеннолетия.

К несчастью для него, этого не произойдет. Вступление во власть или совершеннолетие. Поистине милосердно. Я могу уверенно заявить, что мальчик не создан править королевством.

Сидя на троне и глядя прямо перед собой, я шесть раз постукиваю пальцем по оловянному подлокотнику. Потом останавливаюсь. И снова шесть постукиваний.

С каждой минутой мое нетерпение превращается в досаду, а досада – это краеугольный камень моего гнева.

Мои советники устраиваются слева, на скамьях за перилами, отделяющими дворян от простолюдинов. Но люди Ревингера будут настаивать на общей зале.

Еще один продуманный ход.

Минуты идут. А потом эти минуты удваиваются.

Все это время я жду, постукивая пальцами. Мое раздражение растет вместе с накалом моего гнева.

Мои стражники слишком хорошо вышколены, чтобы переминаться на месте, а вот советники теряют терпение, перешептываясь между собой, шмыгая носом, кашляя, ерзая. От этого шума я скрежещу зубами.

И все же я сижу и жду столько, что свет, отражающийся от голубых люстр, на несколько дюймов смещается по мраморному полу перенаправленной рекой.

– Где он? – огрызаюсь я, слова мои жесткие и сухие, как вяленое мясо.

Одо вскакивает на ноги, из широких карманов его сюртука торчат свитки и перья для записей. Если этот ублюдок-король все же заявится…