Светлый фон

Внутри, на подкладке, виднеется золотой отблеск.

На лице короля расплывается мерзкая улыбка. Он смотрит на меня, а потом смеется, и это еще хуже. С его губ срывается неотступный хриплый смешок и словно ловит меня арканом, захватывая в плен.

– Вынужден признать, меня не так-то легко удивить, – задумчиво произносит он, потирая спрятанную золотую ткань. – Но это меня поражает.

Рот проводит кончиками пальцев по своенравным перьям на манжетах и капюшоне, которые я ненароком позолотила. Стоило невероятных усилий остановить золото, но по крайней мере мне это сделать удалось. Хотя какой из этого толк, если я только что швырнула королю свою тайну прямо в лицо?

Взгляд Ревингера снова скользит по комнате, словно он видит ее в новом свете, и останавливается на статуе женщины за моей спиной.

– Мидас гораздо изворотливее, чем я предполагал. И ты тоже.

Звучит так, словно это его радостно взволновало.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я и крадусь к двери. Мне плевать, если его сила уничтожит меня в два счета: я все равно попытаюсь сбежать.

Он ухмыляется мне, стоя в тени, когда я делаю шаг в сторону. Может издеваться надо мной сколько хочет, но я ни за что не повернусь к нему спиной.

– Вот в чем вопрос, да? – спрашивает он, и его голос…

Он переводит взгляд на мои своенравные ленты и осматривает их мятые, уставшие длины. От одного взгляда они трепещут робкой дрожью, которую я чувствую кожей спины.

– Теперь все встало на свои места. Почему он держит тебя. Почему твоя кожа – истинное золото. Почему ты застряла с ним, – Ревингер смотрит на сломанную дверь клетки, валяющуюся на полу. – Но возможно… застряла не так, как можно было бы подумать.

Вдруг его сила снова становится удушающей, словно тянется невидимыми щупальцами и пытается вцепиться в меня, пытается прочувствовать, что во мне скрывается. У меня на лбу выступает испарина, внутри все переворачивается, я делаю еще два шага по направлению к двери.

Если я только смогу туда добраться. Если только смогу проскользнуть…

От очередной волны тошноты я чуть не поскальзываюсь.

– Хватит, – выдыхаю я, чувствуя, что еще секунда – и меня стошнит на пол.

Внезапно его сила отступает, а темные линии на его лице расползаются подобно вырвавшимся на волю рекам, поднимаются к точеным скулам.

– Наверное, тебе стоит к этому привыкнуть, – смотря на дрожащую в испарине меня, говорит он, в глубоком тембре его голоса слышны веселые нотки. – Не могу же я допустить, чтобы тебя тошнило всякий раз, как я вхожу в комнату.

– Почему? – в тревоге спрашиваю я и кошусь на его окутанную темнотой фигуру. Не знаю, что пугает сильнее: если бы он прятался в тени, как сейчас, или бы вышел на свет, чтобы я увидела его ясно.