Получасом позднее герцог вышел из ванной, энергично растираясь полотенцем, с удовольствием потянулся. Распахнул окна и, закурив, нагим рухнул на кровать. А затем, чертыхаясь, вытащил из-под головы и покрывала то, обо что довольно чувствительно приложился затылком.

Это были ключи с крупным драгоценным брелоком в виде змеиной головы. На кольце болталась сложенная вчетверо записка: «Я разбила твою игрушку, поэтому в гараже тебя ждет новая. Еще лучше. Ты оценишь. С днем рождения, муж мой. Я еще поздравлю тебя лично».

Он хмыкнул, чувствуя, как в душе теплеет и разливается почти мальчишеское предвкушение, поспешно оделся, едва попадая в рукава и штанины, и сбежал по второй лестнице вниз, в гараж. И там, улыбаясь как ненормальный, с азартом и удовольствием осмотрел новенький красный блестящий листолет, пахнущий металлом, пластиком и заводской смазкой.

Игрушка, конечно. Но игрушка красивая и очень быстрая, судя по характеристикам. Руки чесались ее испытать, но еще больше не терпелось сказать спасибо дарительнице. И Люк, сунув в карман ключи, заглянул в свой кабинет и порылся в хранилище, а затем, намотав на кулак нить с прохладными сапфирами, направился в покои к супруге, криво и мечтательно улыбаясь.

В ее комнатах было темно. Мария, горничная, увидев хозяина, молча сделала книксен и быстро проскользила мимо него в коридор. Он почти не заметил ее, устремившись к спальне. Ступил внутрь, в полумрак, и, мягко закрыв за собой дверь, сделал еще несколько шагов, остановился у кровати и замер.

В сердце плеснула нежность, теплой волной согрев душу, и он размяк, совсем расслабившись.

Марина спала на боку, закинув ногу на одеяло, и под короткой сорочкой ее ничего не было. Несмотря на открытые окна, пахло здесь мягкой и теплой женщиной. Миром и покоем пахло, от которого Люк так отвык. Домом его пахло.

Марина пошевелилась, сорочка скользнула выше, обнажив бедра, – тут же вспомнилось, как откровенна его супруга в любви, как щедра на отклик. Люк сглотнул от мгновенно ударившего в голову возбуждения, поднял руку, коснувшись намотанных на кулак сапфиров раздвоенным языком, и едва не застонал. Он присел на кровать, чувствуя, как начинает стучать кровь в висках, осторожно протянул руку и чуть приподнял сорочку. И застыл. А затем склонился и коснулся губами светлой прохладной ягодицы.

В его жене все было великолепно.

Стало жарко. Люк, путаясь в рукавах, стянул с себя рубашку, бросив ее в сторону, и тут же вздохнул от приласкавшего разгоряченное тело ветерка. Сапфировая нить жгла пальцы, требуя положить драгоценность к драгоценности, – и он, затаив дыхание, провел ею по стройной ноге, разжав кулак над изгибом, где бедро переходило в талию, – камни, чуть задержавшись на коже, каплями соскользнули по ягодицам на простынь… и в глазах помутилось от эстетического удовольствия. Дыхание стало распаленным, тяжелым.