– Великий, ты говоришь, что долго ждал нас, но позволь узнать, зачем? Ты ведь перенес меня и Венин из Лакшии, – вдруг проговорил инляндец. Принцесса изумленно посмотрела на него – слишком свободно и спокойно он разговаривал с высшим существом. Она-то все больше боялась рот открыть. – Я постоянно сомневался, стоит ли вести ее, – Тротт качнул головой в сторону Алины, – сюда, потому что думал: если она нужна тебе, то почему ты не призвал ее сам?

В глазах ворона мелькнула опасная тьма – пятая Рудлог вздрогнула, опуская голову от рванувшейся в стороны мощи, напрягся Тротт, тоже склоняясь. Прародитель был ласков, но ни это, ни его нелепый облик и голос, иногда переходящий в карканье, не могли скрыть силы и величия.

– Не считай меня всемогущим, птенец. Моих сил едва хватало, чтобы все это время прикрывать вас от взглядов местных богов и держать защиту, – величественно проскрипел Корвин, в этот момент едкостью опять напомнив Алине Макса. – Я бы и не стал рисковать, растрачивая оставшиеся крохи своей стихии, но иначе ты бы умер там, в море у Лакшии. Для того чтобы спасти тебя, я пожертвовал устойчивостью щита и защитой других детей моих. С тех пор он и стал проседать. Маленькой Красной пташке я уже ничем не мог помочь, кроме как поговорить с ней во сне; я надеялся, что смогу еще обратиться к ней, но после сил не хватило и на это. Как и на то, чтобы подсобить вам в твердыне. Я слаб, – каркнул он устало, показавшись вдруг маленьким и печальным, и сомнарис, ластящийся к нему, ткнулся еще раз под крыло, словно в утешение, и скрылся в пещере. – Слаб. У меня мало времени, а для того, что я задумал, мне придется снова взять виты этого мира и удержаться, чтобы не уничтожить его.

– Прости за дерзость, – сдержанно произнес профессор, выпрямляясь.

– Не будь ты дерзок, не смог бы провести ее сюда, – по-отечески усмехнулся ворон.

– Но ты ведь знаешь, зачем мы пришли, великий? – спросил Тротт. Пятая Рудлог прижалась к его плечу, застенчиво рассматривая бога.

– Знаю, как и все ваши вопросы; на все вы получите ответ, – проговорил Корвин, вновь сжимая принцессу морозными тисками своего голоса. – Но сейчас прервемся: помню я с человеческой жизни, что долгие разговоры лучше вести, вкушая пищу, а тела людей хрупки. Вам нужно отдохнуть и согреться.

Он распахнул крылья и мягко взмыл в воздух, и вокруг него, очертив птичий контур, как на негативе, засияло черное солнце, полное леденящей тьмы. Алина, лишь на мгновение заглянув в нее, содрогнулась от ужаса и зажмурилась – показалось ей, что смотрит она в бездну, в которой нет ни света, ни цвета, ни жизни, и, если посмотреть еще секунду, бездна эта поглотит ее, не оставив ни имени, ни памяти.