– Это не просто так, да? – тихо спросила принцесса.

– Верно, девочка, – откликнулся Жрец. – Сестра моя руку приложила, уверен. Хоть и недоступны мне ее замыслы, однако же того, что я глазами детей своих в снах их видел, достаточно, чтобы понять.

Из воды вдруг выглянул запоздавший сомнарис, сунул Максу рыбу прямо в руки и пополз по траве к Черному за похвалой: положил голову ему на колени, и бог начал гладить его по длинной шее. Принцесса, неспособная от избытка информации пока думать о страшных божественных замыслах, участницей которых она, не желая этого, стала, и о том, как ничтожна надежда вернуться домой с помощью обессилевшего бога, с умилением смотрела на эту картину. На душе стало тепло.

– Откуда они здесь? – не удержалась она. Страх перед Вечной Смертью постепенно отпускал: тело словно привыкло к леденящей силе, исходящей от первопредка.

– Они там, где я, – улыбнулся Жрец, хлопнув по сомнарису рукой: тот темной дымкой впитался в ладонь. – Часть меня. Стихия моя обычно заполняет долину целиком, хотя тесно мне и в таких границах, но духам вольготно играть в ней, скрашивая мое ожидание. После нападения почти все развоплотились, – он хищно и тоскливо посмотрел в небо. – А мне только и оставалось, что защищаться. Где моя сила, где мое сердце… Хорошо, что враги тоже ослабели за прошлые тысячелетия и берегут силы для войны, поэтому и не напали вчетвером, как это было, когда я только появился здесь. Эта долина, – он показал на черные скалы и валы, – следствие моего единственного с ними столкновения. Я был ранен и слаб, поэтому не смог выдержать долгий бой. Меня швырнули на эти горы, и все, что я успел, – поставить защиту. С тех пор не могу я ни выйти отсюда, ни снять купол, иначе в тот же момент буду уничтожен.

Максимилиан Тротт

Пока принцесса, зажав в руках мешок с крупой, с восторгом и трепетом в глазах слушала прародителя – лицо ее было как у ребенка, которому рассказывают страшные сказки, – Макс выпотрошил последнюю рыбину и бросил ее на угли рядом с котелком запекаться. Взял с колен Богуславской мешок – все равно толку не было – и сел у костра перебрать. Алина покраснела от смущения, поспешно помешала суп ложкой. Вода уже кипела, остро пахло вареной и печеной рыбой, шумел ветер в папоротниковых листьях. Бог молчал, клубясь темнотой, и Тротт решил задать тот вопрос, ради которого он и вел принцессу сюда.

– Великий, – позвал он, и Жрец снова соткался из тьмы, перевел на него взгляд наполненных тьмой глаз, – можешь ли ты вернуть ее на Туру?

– Нет, – ожидаемо ответил первопредок. Богуславская вздохнула, опустила голову, часто-часто моргая. Точно сейчас начнет плакать.