Василина еще полюбовалась на детей, чувствуя, как приходят в душу покой и умиротворение, знакомые каждой матери.

Конечно, он придет к ней, он не может не прийти.

Королева аккуратно вышла из детской спальни и направилась на совет.

У дверей Зала совещаний Василину уже ждал Тандаджи, невозмутимый, как обычно. В руках он держал папку с бумагами, поклонился.

– Отчет, как вы приказали, ваше величество.

– Где мой муж? – спросила она мягко, взяла папку и открыла ее на первой странице. Глянула на первый лист, нахмурилась. «В связи с моей некомпетентностью прошу отстранить меня с должности начальника разведуправления…»

– Его высочество отдал распоряжения об охране гостей и усилении охраны семейного крыла. Сейчас он в лазарете, – тидусс чуть опустил глаза, – там его гвардейцы. Он не может не появиться у них, ваше величество, – добавил он вдруг, словно извиняясь за принца-консорта.

– Да, я знаю, – Василина внимательно посмотрела на начальника разведуправления, отдала ему папку. – Вот что, господин Тандаджи. Я не смогу рассказать всё так, как вы. И ответить на вопросы. Поэтому прошу вас сделать доклад по ситуации и присутствовать на дальнейшем обсуждении. И… я понимаю тот объем работы, который вы делаете, и не хочу брать на себя и это. Единственное, чего я хочу, – чтобы вы докладывали мне информацию, касающуюся семьи. Я очень недовольна тем, что вы утаивали от меня сведения, несмотря на мой приказ. Без последствий я это не оставлю.

– Виноват, ваше величество, – с едва заметной горечью произнес тидусс. – Это была полностью моя инициатива, я сам просил принца-консорта не волновать вас…

– Ох, замолчите, Тандаджи, – устало сказала Василина. – Он говорит, что это его идея, вы – что ваша. Значит, ответственны оба. Я могу рассчитывать, что подобное больше не повторится?

– Да, моя госпожа, – пообещал ее пристыженный собеседник. Он шел с отчетом, ожидая чего угодно – того, что его сразу вышвырнут из дворца, или того, что его просто заморозят. А потом поставят в Зеленом крыле в назидание преемникам.

Василина величественно кивнула.

– И заявление ваше порвите, пока я не сделала это сама.

– Да, моя госпожа, – повторил Тандаджи, кланяясь. И она была готова поклясться, что расслышала в его ровном голосе нотки радости.

Марина

Мне казалось, я снова лежу на горячем песке пляжа, телу тепло и хорошо, и совсем рядом шуршат волны безбрежного и ласкового океана. И в шепоте этих волн слышен напевный голос царицы Иппоталии, и от голоса этого я сама становлюсь океаном, полным мощи и покоя.

Где-то близко раздались шаги, тихо стукнула дверь. Запахло больницей, лекарствами, дезинфицирующими растворами.