– Решит, – махнул рукой старик. – А это что у тебя за сумки, сынок?
– А это выкуп за дочь, – пояснил Энтери. – Ковры наши да золото. Большой мешок – на праздник для всего города, маленький – вам.
Он развязал большой мешок, показал сверкающие монеты. Михайлис сердито попыхивал трубкой.
– Вы, отец, не сердитесь, – сказал Энтери, – у вас свой обычай, у нас свой. Принято у нас выкуп платить за невесту. Вы лучше посмотрите, какие ковры красивые да теплые. Как раз вам в домик на зиму.
Он развернул один ковер, другой. Народ восхищенно зацокал языками, толпа подошла ближе.
– Это где ж такую красоту делают? – спросили из толпы.
– Это в моем городе, Истаиле, женщины плетут, – пояснил довольный Энтери. – К вам скоро придут торговцы из нашего народа, вы их не обижайте, они всякой красоты на продажу привезут.
– А что, – сказал кто-то, – пусть приходят, нам хорошие вещи нужны.
– Ну что же вы стоите! – крикнула какая-то женщина. – Невеста-то заждалась!
Люди расступились, и Энтери с дымящим трубкой Михайлисом пошли к помосту. Золото осталось на площади, люди к нему не прикасались: раз сказал змей, на праздник, значит, на праздник. Сейчас подойдет мэр города и заберет, а уж вечером напразднуются, если дракон не оплошает.
– Отец, – проговорил Энтери тихо, – у меня письмо тут. Надо его в королевский дворец отправить.
Михайлис хмыкнул, принимая толстый запечатанный бумажный пакет. На нем аккуратным почерком было выведено: «Королеве Василине Рудлог».
– Ты, что ли, принцессу похитил? – спросил он строго. – Таськи моей мало?
– Да вы что, – оскорбился Энтери, – брат это мой. Жениться захотел.
– А что ж не по-людски? – вопросил с видом допросчика Михайлис. – Наделал шуму на все королевство.
– Торопился очень, – объяснил Энтери. Когда же эта площадь кончится? Идет, идет мимо глазеющих горожан, и все не дойти до ждущей его Таисии.
– Торопился, – неодобрительно пробурчал Михайлис. – Торопливых, сынок, женщины не любят. Ты давай не оплошай. Иди, иди, дракон.
Он отстал, и Энтери буквально пробежал последние метры, вспрыгнул на помост, прижал к себе свеженькую, пахнущую хлебом и медом Тасю, поцеловал ее – в смеющиеся глаза, в щеку со шрамами, в губы.
– Какой ты стал! – Тася рассматривала его с восторгом. – Большой, Энтери!
– Отъелся, – улыбнулся он. – Дотерпели, Тасюш?