Я с чистой совестью пообещала, что так и поступлю, выпила жаропонижающее – температура была уже ощутима, а уж нос мой не пробивали никакие капли, – нацепила маску и, чувствуя противную ломоту в костях и стараясь не чихать, поползла в лазарет.
По пути заглянула в бальный зал, впечатлилась. Интересно, хоть один большой праздник у нас пройдет без происшествий? Что у нас там следующее – день рождения Полли? Даже не знаю, что должно случиться, чтобы переплюнуть явление гигантского муравья или массовую драку на коронации Василины, которой предшествовало умыкание Ани.
Я брела по дорожке казавшегося черным из-за облетевших листьев парка, кутаясь от порывов ветра в куртку и обвязав шею огромным шарфом, и мне было одновременно холодно и жарко, сильно лихорадило – лоб был весь мокрый. За мной медленно, подстраиваясь под мой неуверенный шаг, шли охранники. Кажется, идея с посещением Кембритча оказалась глупостью. Но возвращаться не имело смысла – я уже прошла больше половины пути.
«И все равно ты хочешь его увидеть».
Увидеть не получилось. Я несколько секунд пялилась в стекло операционной, пока не сообразила, что он должен быть в реанимации. Пошагала туда, чувствуя, как свербит в переносице и между бровями, и опасаясь: а вдруг он будет в сознании? И увидит, что я пришла? И решит… да что решит-то, черт возьми? Я просто хочу убедиться, что с ним все в порядке, поэтому прекрати панику, Марина!
А вдруг решит, что я простила?
«Но ведь ты и на самом деле простила».
Однако не забыла, что его нужно опасаться. Тем более что он все еще помолвлен с Ангелиной. И спал с Катькой, чтобы выведать информацию о нас. И у меня есть Мартин. И…
«И еще тебе страшно».
– Добрый день, ваше высочество.
– Добрый день. Подскажите, пожалуйста, – голос у меня был замечательно гнусавый, будто я бормотала в бутылку, и дежурная медсестра взглянула на меня с впечатляющей смесью профессионального недовольства и почтительности, – в какую палату перевели после операции лорда Кембритча?
– В восемнадцатую реанимационную, – угрюмо и устало ответила медсестра, – но теперь его там нет.
Ладони мгновенно стали влажными, и я с ужасом поняла, что открываю рот и не могу вздохнуть – словно нахожусь глубоко под водой, и грудь сдавливает удушающей тяжестью, вспарывает изнутри острой, невыносимой болью.
– …Инляндию. Хотя врачи были против! – сурово добавила пожилая медработница.
– Повторите, пожалуйста, – через боль сипло попросила я, ухватившись за стойку.
– Пациента транспортировали в Инляндию по распоряжению ее величества, – недовольно повторила медсестра. – Ваше высочество, – она поколебалась, – позвольте, вас посмотрит врач? Вас лихорадит.