– Не он украшает тебя, а ты его, – в глазах Америуса застыло восхищение.

Впервые за долгое время их путешествия вороненок подал голос – скрипучий и визгливый. Янтарный камень в руках Неамары завлек и его.

– О, вы только поглядите! – воскликнула демонесса, подняв нелизгит выше, подальше от клюва птенца, норовившего его схватить. – Проявление алчной натуры с рождения, он точно предназначен для тебя, Америус.

Вороненок не унимался. Он словно требовал отдать камень ему. Его пронзительное карканье уже начало привлекать прохожих.

– Кажется, будто он пытается что-то сказать… Похоже на «дай», – удивился маг.

– Действительно… Точно алчное отродье! – подмигнула Америусу Неамара. – Можно его как-то утихомирить?

– Есть один способ. – Эльф сунул руку в наружный карман своей сумки и поднес к клюву птенца кусочек хлеба. Вороненок жадно съел его, запрокидывая голову, а Неамара тем временем спрятала камень под одежду. – Так-то лучше, – выдохнул маг. – Раз мы все успешно провернули, возвращаемся домой?

– Домой, – подтвердила Неамара, почувствовав, как непривычно мягко прозвучало это слово из ее уст. Она смотрела на Америуса, который перевернул ее жизнь в лучшую сторону, вспоминала отвоеванный Бастион свободы, и слово «дом» заиграло для нее истинными красками.

– Но согласись, было бы куда безопаснее, если бы ты перебросил нас туда с помощью портала, – с ухмылкой покосилась на него Неамара.

Они покидали Френзис неторопливо. Больше не было причин участвовать в гонке, пришло время вкусить прелести размеренного ритма жизни.

– Мы это уже обсуждали, – вздохнул маг. – Как только я отлажу этот процесс до совершенства, так сразу. Если вообще отлажу… Сейчас же не самый подходящий момент для экспериментов. Не хочу, чтобы нас выкинуло куда не надо. Кстати, к теме проявления алчности у птенца… – перевел тему Америус. – В трудах всеведущего Утэрхэ, в его откровениях о мире смертных, если ты помнишь, говорилось, что вороны имеют тягу к разным блестящим вещам…

Эпилог

Эпилог

Френзис, как и все блудные земли, полностью исцелился от последствий эпидемии, в появлении которой и были виновны ее коренные регрессирующие жители. Вовремя оказанная делегацией Бастиона свободы помощь остановила развитие трепонемы и тем самым не позволила полностью исчезнуть пропащему поколению чертей, сохранив малую их часть в живых. Прожигатели жизни, получившие второй шанс, активно возвращали блудной столице прежнее лицо. Но были и те, кто хотел видеть Френзис иным – без старых привычек. Чтобы пресечь на корню повторное появление страшного вируса, они привносили в столицу много прекрасного и чистого. В числе этих грехов была Терезта. С ее подачи открывались храмы, в которых впервые перед Блудом предстали не лики богов гордынского пантеона, а нечто новое, что наконец их род мог отнести к своему. Это было высеченное из золота дерево с закованной в него фигурой женщины. Терезта не была посвящена в тайны греховного мироздания, но всегда чувствовала больше. Ее прозорливость помогла почти подлинно воплотить образ блудной матери, которой многие прихожане стали воздавать почести и просить ее о благосклонности к своим нерадивым отпрыскам. Но были и противники у этой появившейся после эпидемии религии, как, впрочем, и у любого нового движения.