— Оставьте нас с дочкой, — приказал отец, чуть усилив своё влияние, и большая часть собравшихся действительно разошлись.

Кроме Кайроса.

Он всё так же не двигался, пока Исмельда, моя мачеха и дальняя кузина короля, не шепнула что-то лорду Тугриму. Тот немедленно подозвал моего мужа.

И вот тогда Кайрос, неохотно, подчинился.

— Ты изменилась, — почти равнодушно произнёс отец. — Но всё равно остаёшься бледной тенью своей матери. Хорошая работа с разводом.

Икарион Керьи рассматривал меня снизу вверх, словно необычную зверушку. Надо же, он публично назвал меня дочкой.

Я не хотела быть рядом с ним. Интуиция подсказывала, что отец — это ещё одна ловушка. Не зря он посылал ко мне Ленороса Бэя с той дурацкой настойкой, не зря присматривался столько дней, ничего не говоря. Он словно приценивался, размышляя, как еще пристроить меня, второй раз.

На этот раз подороже.

— Мне пора, — ответила я, заметив, что Его Величество покинул зал. Это означало, что мне тоже можно уходить.

— Постой, — отец схватил меня за запястье.

Его прикосновение оказалось неожиданно грубым, вызвало странное желание почесаться. Я бросила взгляд на браслет — тот светился бледно-синим, но не обжигал.

— Почему бы тебе не потанцевать с моим тэном, Леноросом? Всё же вы выросли вместе, — предложил он, всё ещё удерживая моё запястье.

Этот диалог казался мне абсурдным. Отец не замечал моего существования всю жизнь, признал лишь затем, чтобы продать, выдать замуж, и сделал это буквально перед свадьбой. А если бы сделал раньше, я бы не была привязана к мужу. После замужества он не сказал мне ни слова, не помог узнать о моих правах, не показал даже приданого. Его сын и Ленорос не раз избивали меня и Яру, когда мы все были детьми.

А теперь он ведёт себя так, будто ничего не случилось.

— Я не умею танцевать, — грубо ответила я.

Затем неожиданно развернула его ладонь, пытаясь понять, почему моя кожа зачесалась. Реагент? Яд?

Нет.

Это был не реагент.

Это был шрам.

Очень старый, уродливый, с неровными краями, похожий на мой. Шрам на моей ладони так и не зажил полностью, вызывая раздражение. Отец, судя по всему, тоже часто расчесывал его, до крови, до неровных краёв.