Джим посмотрел на небо. Со стороны мертвого моря ползли тучи, отгораживая непроглядной ширмой от луны и звезд и реку, и мост, и луг, и самого Джима. Он представил, как воды реки вливаются с шипением в вязкое нечто и даже как будто услышал далекий шелест, но это шуршал о ржавые конструкции моста усиливающийся ветер. Если карта не врала, до устья реки было не менее двадцати миль, причем половина этого расстояния пролегала уже за пределами Инфернума.

Пошел дождь и одновременно с ним начал рассеиваться туман. Одеяние в стиле «Ван Хельсинг» промокать вроде бы не собиралось, но торчать на мокром ветру не хотелось, и Джим почти на ощупь стал спускаться с насыпи, собираясь укрыться под мостом и раздумывая о том, что было бы неплохо иметь рядом настоящего человека, который комментировал бы всякую малость – вот это похоже на реальность, а вот это – нет. Интересно, есть ли предел вымыслу? Как сказал Гефест? Создательница этой игры отрывалась поначалу, как могла? А как у нее складывались дела с общей физикой? Вряд ли облака ползли выше мили над землей. То есть, Extensio совершенно точно продолжалась на пару миль вверх. А дальше? Было бы любопытно подняться, к примеру, на воздушном шаре хотя бы до того уровня, с которого и звезды, и луна начнут распадаться на пиксели. Или же для этого потребуются другие летательные аппараты? А долететь до края Extensio? Ведь есть же где-то край у этого мира? Что за ним? Или же само название игры предполагает условную или возможную бесконечность? Или лишь предполагало?

Откос железнодорожной насыпи у моста и под ним был забетонирован, но бурьян пробивался и тут, поэтому Джим забрался на постамент одного из железобетонных быков и уселся на метровом парапете в полусотне ярдов от воды. Широкая плита над головой, что связывала между собой два соседних быка, давала неплохую защиту от дождя, а ветер с его началом – стих. Одно было неприятным, темнота стала почти кромешной, но не прошло и получаса, как глаза Джима начали привыкать к ней. Нет, он не стал видеть в темноте, как днем, но пепельные силуэты как будто начали проступать – соседняя опора, кромка воды, пробивший бетон или проросший на забившейся грязью трещине куст бузины, стальные конструкции над головой. Причем, поднесенная к лицу ладонь если и не обретала привычный цвет, то уж в любом случае становилась различима. Джим поймал на стеклянном кольце случайный отсвет пробившейся сквозь пелену облаков луны, стянул с плеч рюкзак, выудил из него свертки Гефеста и обнаружил там кроме всего прочего спички, соль, сухой спирт, какие-то таблетки для обеззараживания воды и, самое главное, небольшой термос с горячим кофе. К душистому пшеничному хлебу с пластами бекона и ароматного сыра кофе был как нельзя кстати.