Из-за унижения щеки вспыхнули – я понимала, что из-за Уорика я ничего не заметила. Когда он рядом, трудно уследить за происходящим. Он все перевешивал. Поглощал.

Когда он отвернулся к комоду за медицинскими принадлежностями, я надела шелковую майку, отказавшись от бессмысленного лифчика. Перевернувшись, я делала вид, что меня не заботит то, что на моей заднице были стринги, которые толком ничего не скрывали. Этот парень видел меня голой. Дважды. Так что ерунда… но я так себя не чувствовала. Кружевные трусики и шелковая майка были хуже, чем просто быть голой. Это нижнее белье предназначалось для соблазнения.

Завлечения.

Приглашения.

Уорик подошел ко мне и положил марлю с антисептиком на кровать. Ощущение его присутствия сковало все мышцы. Когда я была в ванне, мне казалось, что я действительно ощущаю вес его тела, что мокрая одежда трется об мою кожу. Я сглотнула, напряжение пронзило меня.

Уорик не шевелился, тишина в комнате заглушала голоса в здании. Солнце садилось, тени проскальзывали в комнату, создавая интимность.

Наконец он нежно обхватил пальцами мою икру, но его грубая ладонь напоминала наждак. Я заскрежетала зубами, но не от боли. Хотя все быстро изменилось.

Я сдавленно вскрикнула, когда влажная марля коснулась моей раны. Меня затошнило.

– Аааа!

Сжала руки в кулаки.

– О да, будет больно.

Я бросила на него взгляд через плечо, желая, чтобы он исчез. Уорик лишь ухмыльнулся. Он наслаждался этим.

– Ты действительно ублюдок, – прорычала я, вцепившись в покрывало. Спирт обжигал ногу.

– На самом деле ты права.

Я дернулась и сморщилась, посмотрев через плечо.

– Ты веришь в это дерьмо? – Уорик очищал мою рану. – Веришь в то, что листок бумаги решает, законный ли ребенок или нет?

– Я так понимаю, ты против института брака.

– Бумага, выданная правительством, не определяет характер отношений. Они не могут решать, реальна ли любовь. Законный ли ребенок.

– Так значит… ты придерживаешься идеологии фейри?

Я прикусила губу из-за неистовой боли в ноге. У Уорика были на удивление нежные пальцы.