– Премного благодарен, любезный. Премного благодарен.

* * *

Мерритт продолжал ходить вокруг, хотя и не хотел слишком удаляться от лачуги. На очередном обходе он заметил расстроенную женщину на скамье в конце рыбного рынка. Даже если она не поможет в осуществлении его гениального плана, казалось неправильным просто пройти мимо.

Он сел на скамейку рядом с ней, так далеко, как только позволяли деревянные доски, чтобы дать ей пространство.

– Милая женщина, – сказал он, – что вас так опечалило?

Она отняла носовой платок от лица – казалось, ей за пятьдесят, – но красные и опухшие глаза добавляли ей несколько лет. Шляпка и пальто на ней были поношенные – по этому и по виду ее загрубевших рук, сжимавших еще более грубый платок, он предположил, что она – жена рыбака.

Мерритт сунул было руку в карман, чтобы предложить ей свой платок, но вспомнил, что тюремщики его отобрали. А это напомнило ему, что нужно раздобыть новые карманные часы. Не вычурные – лишь бы время показывали. Это была еще одна важная часть плана.

Женщина сделала судорожный вдох и вытерла нос.

– М-мой муж ушел.

Тело Мерритта чуть сильнее вжалось в скамью. Уже мягче он спросил:

– В море? Или…

– Ушел, – повторила она, промокая глаза. – На небеса. Или в ад, – она усмехнулась, затем сжала губы, подавляя плач. – Господь его знает.

Она прижала платок к лицу и разрыдалась.

– Мне ужасно жаль, – сказал Мерритт. – С вами все будет в порядке?

– Кто знает? – она снова вытерла нос. Платка надолго не хватит. – Сын должен приехать на похороны. Может, я уеду с ним, если он меня примет, – она часто заморгала. – Н-не выживу… одна.

– Значит, вам нужна работа?

Она впервые посмотрела ему в глаза. Содрогнулась. Пожала плечами.

– Больше толком работать не могу.

– У меня встреча, для которой нужны… свидетели, – предложил Мерритт. – Надеюсь, еще до выходных – я смогу вам вечером сказать точное время. Ничего противозаконного или неподобающего. Просто постоять в комнате полчаса.

Она шмыгнула носом. Посмотрела на него.