Светлый фон
Помню похожий случай. Анна Сергеевна, 2018 год. Домашнее насилие, ПТСР. Такие же микродвижения — повторяла "всё будет хорошо" как мантру. Здесь что-то подобное.

— Я... — попыталась говорить, но голос был чужим. Мелодичным, высоким. Голосом молодой женщины. Звук резанул по ушам диссонансом — ожидаешь услышать привычное контральто с хрипотцой от многолетнего курения в молодости, а получаешь хрустальный колокольчик. — Принеси мне зеркало.

Девушка подскочила — резко, словно её ударили. Ещё один тревожный знак. Гипербдительность, ожидание наказания.

Девушка метнулась к туалетному столику — резные драконы на ножках, перламутровая инкрустация, зеркало в серебряной раме. Целое состояние в одном предмете мебели. Вернулась с бронзовым зеркалом, инкрустированным камнями. Руки дрожали так сильно, что камни постукивали друг о друга, создавая тихую мелодию страха.

Из отражения на меня смотрело прекрасное лицо. Мне — этому телу — было от силы двадцать лет. Идеальная фарфоровая кожа без единой морщинки или пигментного пятна. Огромные карие глаза с длинными ресницами — натуральными, не наращенными. Алые губы — и это тоже натуральный цвет, не помада. Красота кукольная, почти нереальная.

И абсолютно чужая.

Так, Елена Марковна, не паникуй. Ты профессионал с сорокалетним стажем. Анализируй ситуацию. Диссоциативное расстройство? Нет, слишком реально. Деперсонализация? Тоже нет — я полностью осознаю себя. Значит, как бы фантастически это ни звучало, это реальность.

Так, Елена Марковна, не паникуй. Ты профессионал с сорокалетним стажем. Анализируй ситуацию. Диссоциативное расстройство? Нет, слишком реально. Деперсонализация? Тоже нет — я полностью осознаю себя. Значит, как бы фантастически это ни звучало, это реальность.

— Ваше величество, — девушка-служанка снова упала на колени. Движение отработанное, автоматическое, но колени ударились о мрамор с глухим стуком. Больно, но она даже не поморщилась. Привычка к боли. — Простите нас! Мы не смогли защитить вас вчера! Когда император... когда он при всём дворе... — она разрыдалась.

Слёзы были настоящими, но сдерживаемыми. Она боялась плакать слишком громко. Интересно.

Император? Интересно. И судя по реакции девочки, этот император — редкостный мудак. Классический абьюзер, использующий публичное унижение как инструмент контроля.

Император? Интересно. И судя по реакции девочки, этот император — редкостный мудак. Классический абьюзер, использующий публичное унижение как инструмент контроля.

— Как тебя зовут? — спросила я, автоматически переходя на профессиональный успокаивающий тон. Тот самый, которым говорила с пациентами в кризисе. Низкий, ровный, без резких интонаций. Сорок лет практики не прошли даром.