Вампир расстегнул рубашку, выпустив маленькую сову, которая тут же вспорхнула на ветку ивы. После вышел из укрытия туннеля и, приложив неимоверные силы, с трудом добрался до ящика. Я побежала за ним, чтобы закрыть крышку. Тошнотворный запах ударил в нос, когда я склонилась над контейнером, наполненным темным перегноем.
– Навоз… – вздохнул Стерлинг. Его белое лицо резко выделялось на фоне черного компоста. – Я по уши в дерьме… И это не каламбур.
– Заткнитесь, милорд.
Я сгребла навозную кучу на его слабые руки, бледную грудь, влажный лоб.
Его губы, израненные серебром, застыли, прежде чем успели закончить цитату. Я бросила последнюю горсть перегноя ему на лицо, похоронив под ним тело вампира.
Едва успела закрыть крышку ящика, как на него пролились солнечные лучи.
Я вернулась ко входу в туннель. На самом деле это был маленький искусственный грот, оживленный оранжереей, настолько заросшей лианами и корнями растений, что вход в него было невозможно разглядеть. Садовники, очевидно, не знали, что грот вел прямо в недра Парижа.
Отодвинув виноградную лозу, я увидела Пьеро и Орфео.
– Ты тоже боишься дня? – спросила я Орфео.
Отшельник печально кивнул. Его голова тихонько покачивалась от усталости. И все же он нашел в себе силы вытащить из кармана туники грифельную доску и кусочек мела, с которыми никогда не расставался.
Борясь со слабостью, он вывел несколько слов каллиграфическим почерком, изящество которого контрастировало с его большими руками:
– Ты уверен, что найдешь тайный ход под крепостной стеной?
Он снова кивнул.
– Хорошо. Но тебе тоже нужно найти убежище на день.
– Вон там есть что-то похожее на склад для инструментов, – внезапно произнес Пьеро.
Я бросила удивленный взгляд на мальчика, крепко державшегося за отшельника. Всего лишь второй раз с тех пор, как мы с ним познакомились, я слышала его голос. Кажется, Пьеро принял Орфео за своего: две невинные души, покореженные жестокостью жизни. Один немой, другой молчун.