– А это уже наша проблема, – бросила Сораса через плечо, поднимаясь по ступенькам.
Свежий воздух обжег легкие, словно поток холодной воды. Позади нее послышались тяжелые шаги, и Сораса едва не закричала от досады.
– Но проблема-то серьезная! – крикнула Сигилла, выскочив на основную палубу.
Сораса не собиралась ее дожидаться. Она уже обогнула мачту и широким шагом направлялась к носу «Бурерожденной». Моряки разбегались в разные стороны, не желая попасться под горячую руку убийцы, но все-таки надеясь оказаться поближе, чтобы подслушать разговор. Сораса не обращала на них внимания. Она забралась на перила и свесила ноги наружу.
Глубоко вздохнув, она положила руки на колени ладонями вверх и опустила на них взгляд. Татуировки смотрели на нее в ответ: солнце на правой ладони и полумесяц на левой – символы ее богини Лашрин. Сораса вглядывалась в чернильные рисунки, пытаясь успокоиться.
Целый мир умещался между солнцем и луной, между жизнью и смертью. Каждому человеку было предначертано как одно, так и другое. «Каждому, без исключения».
Это был один из самых жестоких уроков, которые она выучила в Гильдии. Уже после она повторяла его еще тысячу раз, пока пряталась в тенях и сражалась на полях битвы.
Сораса не стала возражать, когда Сигилла присоединилась к ней. Охотница за головами театрально вздохнула и прислонилась спиной к деревянным перилам, упершись в них локтями.
С нижней палубы до них доносилось эхо голосов.
Сораса поморщилась, подумав, что сейчас на нос корабля сбегутся все темурийцы, но их остановил знакомый низкий и спокойный голос. Она не расслышала слов, но без труда угадала намерение.
– Когда Дом успел стать таким чутким? – спросила Сораса, глядя на воду. Новоприобретенная эмоциональная отзывчивость Дома нервировала и раздражала ее ничуть не меньше его типичной для Древних бесчувственности. – В последнее время его почти не отличить от смертных.
– В темнице у него было много времени на размышления, – ответила Сигилла. Ее глаза помрачнели от тяжелых воспоминаний. – Как и у меня.
– А что, по-твоему, делала я? – огрызнулась Сораса. Она почувствовала, как зачесались свежие шрамы, оставшиеся от пыток экзекуторов Эриды и допросов Ронина.
– Кричала от боли, наверное. – Сигилла пожала плечами. – Ты никогда не умела стойко переносить страдания.
Их смех эхом отразился от воды и растворился в шуме волн и ветра.
– Я тоже этому не рада, Сигилла, – пробормотала Сораса, теребя край рубашки. – Если бы могла, то отправила бы к Бхару Дома.
Сигилла подняла на нее взгляд, изогнув губы в кривой усмешке.