Оставшись одна, она сделала глубокий, прерывистый вдох. Потом выбрала фонарь с почти догоревшим фитилем, вложила в рукав медицинскую свечу, которую придворная врачевательница дала ей, чтобы бороться с бессонницей, и накинула на себя самую тонкую из своих зимних мантий.
«Я дочь Первого, – повторяла она снова и снова по дороге в темницу. Ей было приятно думать, что с каждым разом ее дрожь становилась немного слабее. – Я дочь Первого. – Она прошла мимо историй Одиннадцати – историй ее отца, – вышитых на шелковых тканях ширм. – Я дочь Первого».
И она собиралась встретиться с пророчицей.
Слово
«Ты тоже принадлежишь мне, так ведь?»
Наконец ступеньки закончились, и Хэсина оказалась перед аркадой из чугунных дверей. Стражи, выстроившиеся в ряд и облаченные в бронзовую броню, сделали шаг вперед и поклонились ей.
– Отведите меня к пророчице.
– Дянься…
– Люди напуганы. Я должна лично убедиться, что она не выберется.
Стражи подтвердили, что пророчица никак не могла выбраться, и попросили Хэсину отказаться от намерения идти дальше.
Она молчала и ждала, пока иссякнет поток их аргументов. Когда у них не осталось доводов, она сделала шаг вперед.
Они отреагировали так, как она и ожидала: мгновенно окружили ее и стали буравить взглядами. Не будь она их королевой, они бы ее обыскали. Но она ничего от них не скрывала. Оружия при ней не было: она не собиралась отягощать свою и так неспокойную совесть убийством элитных стражей. Не было у нее и ключа. Ключ от темницы тяньлао расплавляли после каждой казни и выковывали заново на рассвете перед следующей. Хэсина не оставила стражам никаких поводов отказать ей, и наконец они повели ее по аркаде. Двери открывались одна за другой. Между ними находились склепы – помещения, которые в былую эпоху были битком набиты обычными людьми, которых обвиняли в мятеже. Их оставляли здесь испражняться и умирать, лежа друг на друге.
Хэсина непроизвольно положила руку на грудь. Императоры были чудовищами. Но ее отец –