Вода была ледяной. Две служанки старательно поливали А-Цинь, одетую лишь в тонкий халат.

– А вода обязательно должна быть такой холодной? – дрожа всем телом, спросила девочка.

Мачеха, безразлично наблюдавшая за этим, сказала:

– Обязательно. Нужно смыть с себя ночь. Злые духи могли незаметно прицепиться к тебе. Вода очистит тебя перед церемонией.

– Но я не видела никаких злых духов, – возразила А-Цинь, стуча зубами.

Когда вода в бочке закончилась, мачеха отослала служанок, полагая, что с остальным девочка справится сама.

– Возьми полотенце и вытрись, – велела она.

Кусок грубой ткани вряд ли был достоин называться полотенцем, но А-Цинь схватила его и до красноты растёрлась, зубы её продолжали стучать. Утра на горе Певчих Птиц всегда были холодными.

– И ты ничего не видела в храме? – небрежно спросила мачеха.

– Не видела, – мотнула головой А-Цинь.

– И не слышала?

– Только сквозняки.

– Но ты заснула.

Обвиняющим тон мачехи не был, но А-Цинь всё равно нацепила на лицо выражение раскаяния:

– Случайно.

– И тебе ничего не снилось? – спросила госпожа Цзи, поигрывая чётками.

– Ничего.

– Пф, я так и знала, – скривила губы мачеха. – Старики болтают, что избранным цыплятам снятся пророческие сны, но до сих пор ни одному из тех, что ночевали в храме, ничего не приснилось.

«Или все помалкивают», – подумала А-Цинь, вспомнив нанизанные на верёвку крылья.

– И тебе тоже, матушка? – вслух спросила она.