А потом я в очередной раз открыла глаза.

1.2

– Тейселен! – позвал нежный, как звон колокольчика, голосок. Прохладная ладонь очутилась на моем лбу.

Перед глазами был свет, много света. И потом из него соткался образ милой до тошноты комнатки с обстановкой в пастельных тонах.

Где я?

Неужто отметила юбилей, как подобает? Тряхнула стариной от души, так сказать. Так, что весь порох из пороховниц высыпался. Вместе с остатками памяти. А еще так голова гудит, будто я снова с младшим внуком коктейли дегустировала. Может, так оно и было?

Проморгавшись, увидела прямо по курсу испуганную девицу. Нет, это не одна из моих правнучек, и не та надоедливая журналистка, хотя чем-то похожа.

– Что со мной такое? Кто вы? – спросила я и тут же заткнулась, потому что голос у меня был чужой.

Молодой, приятный, идеально подходит под описание “А как речь-то говорит, Словно реченька журчит”.

– Ах, Тейселен, вы так нас напугали! Лишились чувств прямо за утренним уроком добродетели!

– Добро… чего? – снова поперхнулась незнакомым голосом. – Я учусь добродетели?

– Вы? Ой! – девушка звонко рассмеялась, будто я отмочила дурь в стиле современных комиков, которые кривляются по “ящику” так, что на экран плюнуть хочется, да оттирать его потом неохота.

– Вы шутите со мной, – догадалась малышка, – надо же, как остроумно! Конечно, вы преподаете и добродетель, и милосердие в вашей школе фей!

Преподаватель в школе для феечек!

Закатив глаза, заскрипела зубами, вспомнив Петра Петровича и его лекцию о хорошем поведении.

Значит, все это правда! Не приснилось после того, как я тортом объелась. Ах, да. Я его даже и не попробовала. Зато обеспечила съемочной группе репортаж куда интереснее, чем унылый юбилей божьего одуванчика.

– Вы себя хорошо чувствуете? – осторожно поинтересовалась девушка… и в голове моей щелкнуло: “Мерципен”.

– Да, Мерципен, еще как хорошо, – заявила я, догадавшись, что это включилась память тела, оставленного настоящей Тейселен.

– Мне бы хотелось посмотреть на себя в зеркало, оценить… ну, как я после обморока выгляжу.

– Да-да, конечно, – обрадовалась чему-то Мерципен.