— Что он сделал? — спрашивает Каэлис, неправильно истолковав выражение моего лица, бросая взгляд в сторону Лиама.
— Ничего.
— На «ничего» это не похоже. — Его губы дёргаются в недовольной гримасе. — Я бы с удовольствием нашёл повод прикончить его; дай мне один.
Вместо ответа я одариваю его почти умиротворённой улыбкой.
— Лиам и я закончились давным-давно… Нет смысла рыть старые могилы.
— Хорошо, — отвечает он, но я подозреваю, что часть его всё ещё жаждет повода, чтобы разобраться с Лиамом по-своему. — Тогда, в таком случае, окажешь ли ты мне честь танца, любовь моя?
— Клара? — Моё имя на его губах звучит, как ласка любовника. Я слышала его тысячи раз, и всё же сегодня оно звучит иначе.
— Каэлис? — Я должна бы обратиться к нему с должным почтением, если не как к ректору, то как к принцу. Но язык не поворачивается.
— Потанцуешь со мной? — Он протягивает мне руку.
— Всегда. — Я беру её, кончиками пальцев скользнув по мягкой шерсти его камзола.
Сегодня его наряд сдержан. Из всех случаев, когда я ожидала от него излишней роскоши, этот был бы самым подходящим. Но он в чёрном костюме — как всегда безупречно сшитом. Под ним жилет из того же материала поверх светло-серой рубашки. Когда он ведёт меня к танцполу, я замечаю тонкую серебряную вышивку на плечах и лацканах его пиджака, повторяющую узоры кружева моего платья. Красная нить, почти кроваво-алая, оттеняет всё это. Почти того же цвета, что и мои глаза.
Кажется, оркестр играет только для нас. Словно больше никого нет на площадке. Только его ладонь у меня на пояснице, привычное тепло его тела, твёрдый захват пальцев, что натягивает между нами натянутую до предела струну, словно мы танцуем по туго натянутому тросу… И будто внизу зияет бездна, грозящая проглотить при малейшей ошибке.
— Ты прекрасна сегодня. Как всегда.
— А ты выглядишь не так уж плохо.
— Готова? — шепчет он, его губы так близко к моему уху, что горячее дыхание гонит мурашки по рукам.
— Да.
— Твои сообщники? — Он протягивает руку, и я прокручиваюсь под ней. Каэлис резко возвращает меня обратно.