Проигнорировав этот жест, Скарлетт продолжила:

– Не подразумевается ли под так называемым освобождением твоего народа нападение фейри на земли людей?

– Или они просто получат свободу передвижения по континентам. Чтобы посещать другие территории, – возразил Сорин.

В этом был смысл. Вроде того.

– И они оставят смертных в покое?

– Многие фейри винят в своей изоляции людей. Как и большинство ведьм, оборотней и детей ночи. Дело в том, что до войны мы жили все вместе и обходились без крупных конфликтов.

– Пока фейри не решили, что они лучше людей, и не попытались сделать нас рабами, – напомнила Скарлетт, освобождая свои волосы из его рук.

Сорин пожал плечами.

– Возможно.

Возможно?

– Ты не можешь переписать историю, Сорин. То, что произошло, неизменно.

Сорин изогнул бровь.

– Согласен, историю нельзя переписать, но историческая правда может быть стерта и забыта в течение нескольких десятилетий и столетий, в зависимости от того, кто ее рассказывает и фиксирует.

– Бессмыслица какая-то, – возразила Скарлетт, качая головой.

– Правда редко имеет смысл, – парировал Сорин, протянув руку и заправив волосы ей за ухо. – Ты знаешь, что серебристые волосы – невероятная редкость?

– Что? – переспросила Скарлетт, удивленная сменой темы.

– Твои волосы. Я никогда не видел такого оттенка в землях смертных. Седые в старости – да, но серебристые в юности – никогда.

– Полагаю, это моя самая узнаваемая черта, – медленно произнесла девушка.

– Они прекрасны, но не так очаровательны, как твои глаза.

От этих слов она резко вскинула голову. Наблюдая за ней, он слегка усмехнулся.