Светлый фон

– С наилучшими пожеланиями от художника Давиде, – задыхаясь, произнес один из посыльных, избегая взгляда моего брата. Неужели он снова заказал портрет, для которых так любил позировать? Я весело усмехнулся, представив, как я – такой же тщеславный, как и мой брат, – практиковал перед зеркалом свой взгляд, чтобы выглядеть идеально. Или он повесит его в покои Софии, чтобы она могла использовать его лицо в качестве мишени? Великолепная мысль, заставившая меня коварно усмехнуться.

– Я так взволнован! – раздался голос моего брата. – Заседание окончено. Уходите. Я хочу побыть один.

«С удовольствием», – мрачно подумал я и встал быстрее, чем остальные пожилые господа.

С удовольствием

– Кроме тебя, брат. Ты должен остаться.

Министр снова посмотрел на меня и широко ухмыльнулся.

– Через три дня, – сказал он. – Через три дня мы заключим этот брак.

Я проиграл, потому что был достаточно эгоистичным и держал ее при себе. Но ее нельзя поймать. Люциус должен был это понять.

Как только господа вышли, он скользнул по полированному полу так, что ткани вокруг него слегка взметнулись, и оказался перед парящей картиной, которую он все держал в воздухе, вытянув руку. С беззвучным вздохом Люциус снял красную ткань, что покрывала раму. То, что ждало за ней, заставило меня забыть о дыхании.

Красивая женщина с непослушными волосами смотрела на меня из-под густых ресниц. Глаза такие же открытые и честные, как у оленя. Даже отдельные веснушки на кончике ее носа совпадали с реальностью. Ткань вокруг ее груди и обнаженных плеч лежала волнами. Твердая хватка ее сжатых в кулаки рук. Образ Софии, какой я ее знал.

Как ветер

Как ветер

– Восхитительна, – произнес Люциус. Она была не восхитительна. Она была… всем, чего я жаждал. Воительницей, танцовщицей, наследницей.

Королевой.

Королевой.

– Давиде превзошел сам себя, не так ли?

– Это красиво.

– И это мое! – широко ухмыляясь, произнес Люциус, заставив картину парить по комнате, пока она не прислонилась к стене.

Потом он посмотрел на меня, сцепив пальцы друг с другом так, что костяшки пальцев побелели.

– Теперь я спрошу тебя, что ты сегодня утром искал у Джона? – Я должен был догадаться, что он узнает, поэтому старался не показать свой ужас. Я надел маску. Игра, которой он владел лучше, чем шахматами-статуями в зале предков.