И Изя брезгливо оттянул пальцами лацкан моего сюртука.

— Что это? Я тебя умоляю, не говори мне, что это приличный сюртук. Это печальная память о том, каким был когда-то был! Да что сказать, это же кяхтинский пошив! Хорошо для Верхнеудинска, терпимо для Иркутска, но в Москве, Курила? А уж что говорить о Петербурге⁈ Да в таком виде прилично являться разве что к приставу для дачи показаний, да и то только если хочешь из свидетелей перейти прямиком в подозреваемые.

Я опустил взгляд на свою одежду. Действительно, костюм, казавшийся мне в Кяхте верхом элегантности, здесь выглядел уныло и провинциально. Покрой уже вышел из моды, лацканы не той ширины, сукно, может, и добротное, но совсем не столичного уровня. А в дороге я его истрепал, как старую почтовую клячу, не говоря уж о сильнейшем запахе дыма. Черт! Двадцать первый век приучил меня, что встречают по уму, а провожают по результату. Здесь же, в этом феодально-аристократическом мирке, упаковка зачастую была важнее содержимого. Я планирую войну, ворочаю миллионами, а ключ к успеху, оказывается, лежит в правильной ширине лацканов.

А я, как любой нормальный российский мужик, терпеть не могу покупать одежду. А может, дело в армии — что выдали, то и носишь…

— И не спорь, Курила, не делай мне больную голову! — отрезал Изя, видя досаду на моем лице. — Ты думаешь о больших материях, я думаю о мелочах, без которых большие материи рассыпаются в прах. Все, решено — завтра же едем на Кузнецкий Мост. Я тебя отведу. Там есть такой портной, старый Лева… Руки у него не просто золотые, они таки из чистого бриллианта!

Он шагнул назад, чтобы лучше меня видеть, и в его глазах зажегся огонь вдохновения.

— Они тебя приоденут так, что, я тебе говорю, случится страшное. Если ты с великим князем войдешь в бальную залу, где в это время будет танцевать англез тысяча самых родовитых дворян, все они обернутся только на тебя! Ой-вэй, да князя даже не заметят!

— Ну, это ты врешь! — усмехнулся я.

— Никакого преувеличения, я вас умоляю! Нет, если затем в залу войдет сам государь император, все, конечно, от тебя отвернутся. Посмотрят на него, поклонятся, как положено, а затем снова будут смотреть на тебя! Потому что государя они могут-таки лицезреть каждый день, а такое увидят впервые в жизни!

Он победно закончил свой монолог и назидательно поднял палец.

— Так что первым делом завтра — к портному! Чтобы говорить с князьями, нужно быть одетым как князь, а не как кяхтинский приказчик!

* * *

Однако, несмотря на все Изины увещевания, на следующий день поутру мы первым делом отправились на почтамт. В моей прошлой жизни я бы отправил сообщение, здесь же пришлось диктовать скрипучему чиновнику в засаленном мундире текст телеграммы, чувствуя себя так, словно обращаюсь к духам через медиума, служителя телеграфного культа.