— Ещё чего не хватало! — возмутился Всеслав. — Всё с женой хорошо, хвала Господу. А я вот выбрался проветриться да рыбки малость наловить ко встрече с вами. Да чуток рановато вы приехали, не особо успел пока.

Он кивнул на трёх рыбёшек под ногами, и окунь, будто извиняясь, разинул рот и слабо трепыхнул красным хвостом.

— Эдак ты дня три рыбалить будешь! — усмехнулся младший дядька, Всеволод.

— Да? Пожалуй, ты и прав. Придётся по-другому тогда, — потёр большим пальцем шрам над правой бровью Чародей. И повернулся к гостям спиной, разведя руки во всю ширь.

— Здрав будь, Дед Речной! — разнеслось от берега до берега громко, зычно. — Праздник у меня, родня в гости пожаловала. Угости-ка рыбкой по-соседски, да не скупись: аж три князя угощаться будут, да с дружинами, да не один день! Коли не обидишь — так и быть, прощу тебе один должок. Но только один!

Всеслав сбросил рукавицы на снег и поднял один указательный палец на правой руке. И тут лёд Почайны гулко треснул, будто в него снизу и впрямь Водяной ударил. Заржал испуганно конь кого-то из Ярославичей, донеслись встревоженные крики от их дружин, что остановились поодаль, чтоб не мешать встрече родственников.

— Ну, коли согласен — давай, сыпь! — непонятно выкрикнул Чародей и громко хлопнул в ладоши.

Жёсткие ладони сошлись, как две сухих доски, только треск по-надо льдом разлетелся. А князь развёл руки вновь и так же громко хлопнул второй раз. А вот третьего хлопка́ никто не услышал.

Жахнуло так, что по всей округе с деревьев с заполошным, паническим карканьем взмыли в ясное голубое небо чёрные птицы. Они метались, истошно вереща, натыкаясь друг на друга, роняя перья и не только. Но слышно их не было. Уши заложило у всех, кто не открыл рот широко, как Всеслав и его бойцы, до сей поры невидимые.

В паре сотен метров от Чародея, ближе к тому месту, где русло Почайны уходило налево, за Подол, скрываясь в прибрежных лесах, сперва вспух серо-белый пузырь прямо на заснеженной реке, как громадное рыбье или жабье пузо, словно сам огромный Речной Дед и вправду решил вылезти и разобраться с нахальным человечком. Потом к небу рванулся невообразимо высокий, с Софию Киевскую, столб воды и ледяного крошева. А уж следом прошла волна взрыва, некоторых особо впечатлительных сбив с ног. Им, сидевшим на задницах в снегу, сильнее прочих был ощутим толчок, что прошёлся подо льдом реки, будто сама Почайна вздохнула тяжко и глубоко. Такого никто и никогда раньше не видел, не слышал и не чувствовал.

Поднятые взрывом ввысь брызги воды замерзали на февральском ветру, превращаясь в странный снег и иней, оседая медленно, плавно. Сквозь это облако, что мягко смещалось направо, прочь от города, в сторону Днепра за заснеженной косой, падали глыбы льда, размерами от небольших, с кулак, до более приличных, с голову. С конскую голову. И рыба…