– Мы с Космо вчера обсудили это. Он говорит, что я сотворил нешуточную прореху и она до сих пор как следует не закрылась. И что закрыть её можно… только восстановив зыбкое равновесие сторон. Но что именно нужно сделать, мы так и не поняли.

– Разве ищейка не подсказал?

– Кто? Томмазо? Ну да, поделится он драгоценными знаниями, как же! Сидел и усмехался, старый пень, – небрежно фыркнул Альео.

– Ты знаешь его имя? – поразилась Ферра. – Он сказал?

– Ни за что бы не сказал, но я умею узнавать, – ответил ди Маджио. – Пожалуй, если и стоит как-то восстанавливать равновесие – так это скинуть куда-то вот эту мою связь с той стороной. Мне не нравится чувствовать сверх того, что положено чувствовать обычному человеку. Исключение составляешь разве что ты! Но на тебя у меня и у обычного хватит сил.

Тут он посмотрел поверх чашки так хитро и многозначительно, что Ферра расхохоталась.

– Мне с тобою хорошо, несмотря ни на каких магов и мафию. И даже несмотря на прорехи, – призналась она.

– Знаю, – ответил Альтео лукаво. – Я и говорю – ты исключение. И мне нравится это счастливое исключение. Но лучше бы я знал, кто этот маг – тогда мы сразу пошли бы и прихлопнули его.

– Нет. Он просто сменит седока, уверена, – сказала Ферра. – Да и остальные… Как бы то ни было, но маг не единственная наша цель. И даже не основная.

– Да, понимаю. У тебя огромные планы. У нас, – ди Маджио, поправив сам себя, допил кофе и очень довольный собрал посуду со стола. – О! Кажется, Везунчик подъехал. Уже сам, на такси.

***

Везунчик действительно прибыл один, хоть и шёл, пользуясь тростью, отдыхая каждые пару шагов. Если б не Альтео, Ферра не признала бы друга: он, хитрец, изменил внешность. На нём красовался старомодный и потёртый плащ-тренч оливкового цвета, мятая кепка с сорванной кокардой – ни дать, ни взять ветеран давным-давно закончившейся войны. Вдобавок Гервас добавил себе немного грима и нацепил искусственную седую бородку.

– Позаимствовал у одного там, – неопределённо махнул он рукой на расспросы Ферры.

– Украл на складе личных вещей, – хмуро наябедничал на него Чезаре Гатто, появляясь у кухонного окна.

Стоял, сложив руки, и только слегка просвечивал. Призрачная полицейская форма, приглаженная причёска, словно фантомам выдавали гель для волос, сведённые к переносице тёмные густые брови… Его вид вызывал у Ферры чувство невыносимой горечи. Не уберегла. Как будто стоило отпустить от себя – даже просто к Луиджи Сарчинелли! – и он сразу погиб. А вот о том, что и сама Эрманика могла погибнуть, почему-то не думалось, словно проскальзывало мимо.