— О, я умею быть забавным, когда захочу, — мурлыкнул Дориан, и Лив почувствовала, как её желудок сводит спазмом. Тошнота подкатила к горлу. Она узнала эту интонацию. Он использовал её с ней. Только с ней. Он дарил ей эти ласковые ноты.

— И пафосным тоже. Но ты мне нравишься. Ты такая свежая.

Лив встала, её ноги подкашивались, словно ватные. Она подошла к двери спальни и приоткрыла её. Сквозь щель она видела коридор, ведущий к его кабинету и дальше, в крыло для гостей. Дориан шёл по коридору, его рука лежала на талии молодой женщины. Шатенка. В лёгком платье цвета фуксии, слишком вызывающем, слишком открытом. Смех взметнул её голову вверх, а волосы разметались лёгким облаком. Она выглядела такой живой, такой беззаботной. Такой человечной. Свободной от страха, от этой тёмной части Дориана, от всего, что сковывало Лив. Она была всем, чего Лив лишилась.

Они прошли мимо её двери, направляясь в сторону одной из гостевых спален. Лив услышала, как за дверью хлопнул замок. Глухой, окончательный звук. Приговор.

В груди что-то защемило, дыхание стало редким, рвущимся. Ревность, острая, жгучая, как кислота, пронзила её насквозь. Он привёл сюда другую. Он цинично показывал ей, что легко может найти ту, кто примет его таким, каков он есть.

Лив прижалась к стене, чувствуя, как её тошнит. Горячая волна подкатила к горлу. Она слышала приглушённые звуки из соседней комнаты. Голоса, смех, затем тихие, интимные шорохи. Он делал с ней то, что она не позволила ему. Из-за его жестокости. Он получал это от другой. Ей казалось, что он делает это нарочно, чтобы она слышала. Чтобы каждая нотка их близости впивалась в её кожу тысячей игл.

Её мысли метались, как загнанные в ловушку птицы. Унижение. Боль. Обида. Он наказывал её за её отказ, за её страх. Он показательно демонстрировал, что он всемогущ, и ей некуда бежать. Что она — ничто в его мире.

В какой-то момент голоса и шорохи стали более интенсивными. Лив зажмурилась, пытаясь отстраниться, не слушать. Слёзы жгли веки, но заплакать она почему-то не могла. Её уши ловили каждый звук, каждая нотка его голоса, каждый её смешок. Дориан смеялся так, как не смеялся с ней уже давно.

А потом всё резко оборвалось.

Звонкий, отчаянный, полный предсмертного ужаса женский крик. Он был таким громким, таким пронзительным, что Лив подскочила, её сердце сжалось до боли. За ним последовал глухой, влажный удар, словно тело упало на мягкий ковёр. И снова — мертвая тишина. Абсолютная, звенящая. Тишина после катастрофы.