Ниже адрес этой самой лачуги, где мы сейчас лежим с дочкой, среди серых грязных тряпок.
Это форменный абсурд. Ни в каком здравом обществе вот так обращаться с невинными матерью и ребёнком нельзя, мало ли что сотворил подлец муж, тут либо всё сделано тайно, либо Алёна глупая, либо «друзья-кредиторы» мужа – преступники, каким законы не писаны.
С одной стороны, надо бы уже паниковать, но с другой стороны, в душе вскипает то самое обострённое чувство справедливости, какое мне всегда очень мешает жить.
Что это такое открывается?
А я знаю, гештальт – какой я пока не закрою – не успокоюсь.
— Рановато мне думать о возвращении, рановато. Надо бы тут порядки навести, уж у меня не забалуют! — внезапно я услышала свой «родной» голос, низкий, грудной – голос Аллы Васильевны Савиной, дамы солидной, серьёзной и страстно любящей порядок во всём…
Этот голос, что вырвался на волю внезапно заставил старушку вздрогнуть и посмотреть на меня, как на говорящую скульптуру. До-о-о-олго посмотрела и внезапно перекрестилась: «Свят, свят, свят, итишь тебя, напугала, басом-то, точно умом с голодухи тронулась!»
Показалось, что я уже отдохнула. В такой ситуации – дольше лежать, быстрее голодать, мужчина, конечно, умничка, уважаю таких ответственных, но старушка права, всю жизнь на подаяниях не прожить!
Бодренько так вскакиваю на неокрепших ногах и плавно заваливаюсь.
— Ладно, завтра начнём с подвигов, а сегодня, хоть бы платье сменить, есть у меня хоть что-то чистое? — и снова неуместные командные нотки, сама вздрогнула, неужели я так раньше разговаривала.
— Это и было чистое, но вон в сундуке рубаха и юбка, сейчас подам, — всё ещё сторонясь и пугаясь моего нового голосины, старушка подала свежую одежду. Вполне сносную, деревенскую пару: юбку из плотной ткани и широкую рубаху с вышивкой на рукавах. Правда, сопроводительный комментарий меня вдруг озадачил. — Это моё похоронное, другого нет.
Похоронное?
Слово какое-то неприятно знакомое, застрявшее в горле удушающим комом. Что-то мне снова нехорошо. Боевой настрой крошится, как старый бетон…
Кажется, я впервые подошла к тому самому острому вопросу и осеклась, страх заставил отступить и не копать глубже, потому что в душе, я уже догадалась…
Стаскиваю с себя пыльное платье, осторожно, чтобы не задеть рукой закопчённый потолок, надеваю длинную рубаху, и в этот момент на дворе послышался лай нескольких псов.
— Принесла нечистая, — проворчала старуха, схватила девочку и забилась в угол, а я так и стою с юбкой в руке, не понимая, что делать-то, это кто-то плохой? Граф? Кредиторы?