Взглянув назад, я увидел фонарик в пятнадцати футах от себя. Развернулся, чтобы его взять, и в этот момент Паджетт набросился на меня, как лев на молодую газель. Теперь он раздавал удары, только его были хуже и гораздо эффективнее. Я упал лицом вниз, и Паджетт меня оседлал. Костлявые кулаки впечатывались мне в спину, в ребра, работая, как метроном. Я не мог дышать. Боль была ужасной и бесконечной. Я корчился под ним, старался сбросить с себя, но он был безжалостен. Мне стало ясно, что я здесь умру: меня забьют до смерти. В отчаянии я вытянул руку и вцепился в то, до чего дотянулся. В член Паджетта. Я сжал его из последних сил, и Паджетт вскрикнул и свалился с меня, держась за промежность. Я пополз вперед, сперва — к упавшему фонарику.

Затем я увидел труп Брэда Рэлстона.

И мачете.

Я рванулся вперед — до него оставалось пять или шесть футов. Потянулся к нему и ахнул, когда Паджетт схватил меня за ногу.

— Жалкий... мелкий... таракан, — прорычал он. Я обернулся, и кровь застыла у меня в жилах.

Его глаза тускло светились зеленым.

«Нет! — подумал я. — Он не может быть одним из них!»

Он схватил меня за пояс и потащил назад. Я понимал, что через секунду снова окажусь под ним, но на сей раз ускользнуть не смогу. На сей раз он будет бить меня до тех пор, пока я не стану выглядеть так же ужасно, как Брэд, пока не стану таким же мертвым. Я развернулся к нему. Паджетт ухмылялся, его лицо в слабом свете фонарика казалось дьявольским. Провалы глаз зияли чернотой, усатая ухмылка превратилась в оскал и сделалась еще более сатанинской. Он поднял правый кулак, намереваясь меня вырубить, но я думал не о нем.

Левый он вдавил мне в грудь, пытаясь удержать меня на месте. Я ждал до последнего, а потом вцепился обеими руками в его запястье и рванул пальцы ко рту.

И укусил.

Он выпучил глаза и завизжал — я никогда не слышал ничего подобного. Горячая кровь, густая, медная, наполнила рот. Крик Паджетта становился все выше. Мои передние зубы почти добрались до кости, и я сжал резцы, чтобы закончить дело. Паджетт ударил меня по лицу свободной рукой и ткнул большим пальцем мне в глаз. Мои зубы наконец разжались, но я вывел его из строя. Он откатился в сторону, все еще крича, и в скудном свете я увидел больше, чем хотел. Я почти отгрыз первую фалангу его среднего пальца. С безымянным было и того хуже: кожица болталась сверху, как крышка на бутылке с водой. Из ран хлестала кровь, Паджетт отползал от меня, вопя и ругаясь.

Я знал, что не мог проявить милосердие. Жизни Пич и ее подружки зависели от моего бессердечия.