Я заканчиваю читать — на глаза наворачиваются слезы. Перечитываю. Снова, и снова, и снова. Начинаю плакать. Иногда смеюсь, иногда сжимаю пальцы так сильно, что едва не рву письмо. Но я этого не делаю. Продолжаю читать, плакать и думать о своей прекрасной сестренке.
* * *
Это было вчера.
Я не спал прошлой ночью, и сегодня я раздражительнее, чем обычно. Теперь, когда я знаю, что Мия, Барли и Пич пытались связаться со мной, мне намного лучше, но мое заточение кажется еще более несправедливым.
Хотя есть еще кое-что. Кое-что, о чем я не хочу думать, отбрасываю эту мысль, но она возвращается.
Эрик Блэйдс и мистер Уоткинс превратились в монстров. Паджетта поцарапали, и он утверждал, что это сделало его маньяком-убийцей.
Меня тоже поцарапали. Много раз.
Поэтому мне все труднее сдерживаться? Мне кажется или я постепенно превращаюсь в одного из Детей?
Я думаю о своих драках в больнице. О кошмарах, которые вижу, когда удается заснуть. В них я слышу голоса. Они принадлежат Детям? И если Дети и чернокрылые твари реальны, то их огромные версии — тоже?
Может, это они пытаются поговорить со мной?
Не знаю. Знаю только, что должен спать, даже если всякий раз погружаюсь в кошмар.
Я лежу на койке, думая, что когда-нибудь моя бессонница кончится. Но через три часа встаю, зная, что впереди вся ночь. Подхожу к затянутому сеткой окну, выглядываю. Окно — единственное, что нравится мне в палате. Оно принадлежит только мне и очень большое. Они разрешают мне читать, если в книге нет ругательств, насилия и секса. Я прошу роман Стивена Кинга, но они говорят, что пока рано.
Засранцы.