– Мы о возрасте разговариваем или об ориентации? – съязвил я. – Лет сколько?
– Одиннадцать тысяч, но я большую часть времени после изгнания провалялась в депрессии в режиме ожидания. Так что фактически всего двадцать с лишним. Люцифер ставку на наивную молодь сделал и темных богов. Я несколько раз выходила из режима ожидания, и все. Последний раз это было два года назад, как раз когда блокаду колдовства сняли. Я всегда прошение о помиловании отправляла. Приходил отказ, и я снова в спячку погружалась.
– Дай угадаю. А тут тебе условия поставили, и ты ринулась их исполнять.
– Да, – насупилась Ангелина. – Условие простое. Помогаю по мере возможности не подохнуть, а после твоей смерти меня рассматривают на аттестационной комиссии. В идеале ты умираешь в постели, в преклонном возрасте.
– И за что такая честь? Я что, избранный? Как Нео в «Матрице»?
– Не обольщайся. Я одна из тридцати тысяч. Ты не избранный, ты маленький пунктик в отчете и строчка в громадном списке.
Крякнул дед Семен, привлекая к себе внимание:
– Я так разумею, это простой и проверенный временем выход. Дабы эти падшие не переметнулись к ворогу, их нужно к делу пристроить, да еще и пряником сладким помахать перед носом. Я бы тоже так сделал.
– Политики, твою мать, – сплюнул я на землю. – У меня в отряде восстания не будет, терминаторша хренова?
– Нет, – покачала головой Ангелина, – я домой хочу, очень сильно хочу.
– Хорошо, и с этим разобрались. У кого-нибудь еще сюрпризы есть?
– Нет, – почти хором отозвалась команда.
– Тогда ставлю задачи. Володя, ты отвечаешь за «Урал», пока Ангелина не поправится. Дед, ты ухаживаешь за Бельчонком. Ангелина поправляется и занимается грузовиком дальше. Света – по плану. Всем все понятно?
– Да, – опять хором отозвалась команда.
– У нас шестнадцать часов есть, – произнес бес, – потом можно будет открывать портал.
– Хорошо, – кивнул я. – Нужно будет подготовиться. Володя, Света, проверьте машины. А мне надо чуть-чуть поспать, мне колдовать много придется. И так уставший.
Парочка быстро вскочила и умчалась выполнять задание.
– Я ему приказал испытывать боль, когда кровососка к нему прикасается, – произнес бес. – Для него ее объятия все равно что прислониться к раскаленной печке, а он, сволочь, назло мне терпит.
– Зачем ты его мучаешь? – скрипнув зубами, спросил я.
– Потому что он моя вещь, – с улыбкой произнес бес, – и я не хочу, чтобы он это забывал, а то рисует всякие каракули про меня.