Ее собственный кинжал нацелен прямо мне в горло, и я отшатываюсь назад, наблюдая, как ее рука пролетает мимо. Я хватаю ее и выворачиваю, ломая ей запястье с громким щелчком!

— Ааа! — Звук ее крика пронзает мою голову, и я стискиваю зубы до боли, когда поднимаю с земли ее кинжал и приставляю его к ее горлу.

Тыльная сторона ее неповрежденной ладони касается моего предплечья, непреднамеренно поднимая мою руку вверх, так что я провожу линию прямо по ее лицу, через губы и через одну щеку. С рычанием я роняю кинжал и хватаю ее за обе руки. Она издает еще один крик боли, когда я сжимаю пальцами ее сломанное запястье, опускаю их вниз и зажимаю под коленями.

Гнев проникает под мою плоть, мои тени шепчут мне на ухо нежные слова, лижут мои внутренности. Они хотят освободиться. Они хотят поиграть, и я знаю, что если я позволю им, эти два Смертных Бога не выживут в битве.

Почему я должна им это позволять? какая-то отстраненная часть меня задается вопросом. Что они делали, кроме как убивали во имя Богов, которые позже принесли бы их в жертву ради собственной выгоды? Что хорошего в душах, которые ничего не делали, кроме угнетения и убийств?

Воздух входит и выходит из моих легких, пока мой разум закручивается спиралью от пронизывающей до костей потребности. Потребность причинять боль. Калечить. Убивать. Над нашими головами врывается ветер, кружась вокруг нас. За грохотом атак Каликса и Марала следует что-то еще — более мрачный шепот.

Мой взгляд останавливается на пульсе Сузы, быстро бьющемся у нее на шее, когда она смотрит на меня снизу вверх, карие глаза блестят от непролитых слез. Она сглатывает и выгибается подо мной, пытаясь освободиться, и мне не требуется никаких усилий, чтобы надавить коленом на ее сломанное запястье, когда я протягиваю другую руку и освобождаю ее неповрежденную кисть.

— Попробуй еще раз, — бросаю я ей вызов, выжидая. Мышцы ее ног напрягаются под моими, когда она, кажется, обдумывает мой вызов. Я поднимаю ее руку, неподвижную в моей железной хватке.

— Н-не надо! — выдыхает она.

Я качаю головой. — Я же сказала тебе отпустить ее, — говорю я.

— Это всего лишь гребаный кролик! — кричит она, прежде чем повернуть голову. — Марал! Марал! Помоги мне!

Ответный звук мужского ворчания и проклятий — это все, что она получает. Я наклоняюсь, резко вдыхаю и замираю, когда понимаю, что ничего не чувствую. Моргая, я делаю еще один вдох через ноздри, ожидая почувствовать запахи влажной земли и листьев. Все, что я слышу, это пот и кровь Сузы на ветру.