– Осталось девять. Из двенадцати два не годны, – Сафира провела пальцами по обручу, ощутив ледяное покалывание в пальцах. Кто-то из ее дальних родичей Мирабло некогда с гордостью носил артефакт, который ныне пылился внутри стеллажа в музее, принадлежащем бастардам. Это было до того неправильно, что Сафира едва сдержалась, чтобы не нарушить собственное табу – не брать ничего, что не имело реальной ценности для их плана.

Элайн разбила четвертую витрину. Серебряный обруч, состоящий из трех равных по ширине полос, обильно изукрашенных бриллиантами. Пожалуй, их здесь было не намного меньше, чем во всем алмазном фонде, который девушки посещали однажды. Как носить такую тяжесть на голове, Сафира не хотела даже думать, но обруч узнала сразу. Жезл был из той же пары. Чтобы сказать это с уверенностью, ей не требовалось даже касаться его. С самого рождения день за днем она видела их, касалась детскими пальчиками, наблюдая, как солнечный свет отражается от неровных граней бриллиантов, искрится и переливается. Она засыпала, вертя в ладошках этот жезл, а нежный голос шептал на ухо, чтобы она не ударила себя случайно по лбу. Нет, все-таки не такая плохая была у нее мать, как иногда казалось. Она любила своих детей, пусть и не имела времени проявлять заботу, как простая женщина. Леди Мирабэль была королевой, этим все сказано. Только сейчас Сафира осознала весь груз ответственности, который лежал на плечах ее матери. У нее, всего лишь принцессы, не было никакого права судить ту, что подарила ей жизнь.

Проведя кончиками пальцев по прохладному ободку, Сафира отошла в сторону. Элайн тоже узнала королевские регалии – слишком часто видела, как леди Мирабэль надевала их на советы и официальные приемы.

– Королева убила Марну, я все еще не могу забыть об этом, – прошептала Сафира.

Эл положила руку на плечо подруги. Бен, бродящий безмолвной тенью за древними колдуньями, тоже ласково посмотрел на принцессу.

– Она была твоей матерью и, наверное, любила вас. Не ее вина, что она проиграла бой за свое тело, – разумно заметил он, чувствуя, что его слова звучат не мудро и успокаивающе, а по-детски и банально и глаза то и дело возвращаются к регалиям древней королевы, с которой начался конец самой могущественной цивилизации из всех существовавших.

– Конечно, – грусть накатила на Сафиру, затягивая в водоворот воспоминаний.

Ее мать кружится в лальсе, открывая ежегодный бал… Леди Мирабэль гордо восседает в кресле с высокой золоченой спинкой на приеме в честь дня рождения Марны… Королева на совете, гордо подняв голову, взирает на выступающего перед аудиторией мага… Одержимая мать бросается на своих дочерей в безумной попытке уничтожить их, позволить духам завладеть их телами…