Внизу драконы в капюшонах кажутся крошечными — стоят с задранными головами. И лечу прямо к ним, к рунному кругу, начертанному специально для приземления. Мне туда.
Воздух играет со мной: то подхватывает, то резко бросает. Я пытаюсь управлять полётом и вдруг понимаю — крылья слушаются не мышц, а мысли. Стоит только захотеть, и они меняют угол, мягко скользят, выписывают дугу.
Замираю на секунду, позволяя себе последний раз взглянуть на огни Цитадели.
— Красота… — вырывается шёпотом.
И хотя я всё ещё дрожу от ужаса падения, внутри рождается странное чувство… восторг.
Наконец уверенно приземляюсь в центр света. Крылья за спиной переливаются серебром и пурпуром, сияют так ярко, что на миг заслоняют всё вокруг, и лишь затем схлопываются, скрывая обретённую силу. Я чувствую, как эта сила вливается в меня: по венам течёт не кровь, а древняя магия.
Тишина давит.
Все смотрят.
Глава Совета медленно приближается. Он склоняется в низком поклоне, а, выпрямившись, протягивает свиток. Этот свиток — традиция, сохранившаяся с давних времён.
— Поздравляю, лиора Таль, — говорит Глава Совета.
Я принимаю свиток и разворачиваю. На древнем драконьем, которого почти не знаю, тянутся витиеватые строки, наверное, какие-то дифирамбы. А в конце — три корявые подписи, явно поставленные «на коленке», а не за столом в кабинете Цитадели.
— Благодарю, лиорды, — говорю.
Закрываю свиток и шагаю в сторону, откуда пришла. В спину упираются десятки взглядов: выжидательных, жадных, будто все ждут продолжения. Но я держу голову прямо и иду, оставляя их без ответа.
Стоит отойти, как меня начинает бить дрожь: от холода, от пережитого, от всего сразу. Я и не замечаю, как оказываюсь рядом с братом Рика — он стоит у своего големобиля, будто и не садился внутрь.
— Во имя богини, лиора Таль, где вас носит? — сердито бросает Ривен, вынимая при этом руки из карманов брюк.
— Простите, лиорд. Ваш плащ… я его потеряла, — это единственное, что срывается с моих губ.
27. В объятиях императора
27. В объятиях императора
Ривен смотрит так, будто я только что призналась в государственном преступлении, а не в потере плаща. Минуту на его лице держится удивление, а затем проступает раздражение — и явно не из-за одежды.
— Куплю новый. Садитесь в големобиль, Аэлина. — Он внезапно называет меня по имени.